Путь к золотому дракону

Оглавление

155

— Это все, что у меня от нее осталось, — ровно сказал он. — Прости, но больше ничего нет.

Он пододвинул шкатулку ближе ко мне, и я заглянула внутрь.

Фиолетовый бархат, которым она была выложена изнутри, потемнел и обтерся от времени. На нем тускло мерцали какие-то серьги и — вот тут у меня впервые перехватило дыхание — лежала свернутая в кольцо нить с нанизанными на нее темными шероховатыми комочками. Когда-то эти комочки были ягодами — красновато-оранжевыми ягодами шиповника. Кто из девчонок не делает себе таких бус?

Осторожно я дотронулась пальцем до высохшей ягодки. Если бы можно было достать эти бусы, подержать на ладони!.. Но, вероятнее всего, они просто рассыплются в пыль.

— Спасибо, — искренне сказала я и отодвинула шкатулку. Вот уж не ждала от себя такого, — но сейчас я действительно была благодарна князю Яношу Леснивецкому. За то, что помнил, за то, что сохранил эти бусы на память о ней. За то, что понял, насколько это важно для меня.

Князь бросил на меня какой-то странный взгляд, немного поколебался и осторожно, чтобы не повредить бус, достал из шкатулки те серьги. Я готова была побиться об заклад, что Ратори их в жизни не видела, и потому сперва не обратила на них особенного внимания.

— Я заказал эти серьги ей в подарок, — негромко сказал Леснивецкий. — Из-за них я и промедлил тогда. Возьми. Они твои по праву.

Я не шелохнулась, и тогда он повторил:

— Возьми, Ядвига. Доставь мне радость.

Он правда собирается отдать их мне? Почти недоверчиво я протянула руку, и князь положил серьги мне на ладонь. Это была гномская работа, не стоило и сомневаться: никто, кроме гномов, не мог сделать камни настолько… живыми. Серьги были в виде ягод шиповника, с веточкой и крохотным листочком червонного золота. Я рассматривала их и так, и эдак, а князь терпеливо ждал.

«Спиритусом бы их протереть!» — мелькнула первая дельная мысль за весь вечер. Но из спиритусосодержащих рядом имелось только вино в бутыли, а воспользоваться вином было бы как-то… негигиенично, что ли? Поэтому я просто сняла обережные сережки, защелкнула их на цепочке с прочими амулетами и осторожно вдела подаренные серьги в уши.

— Благодарю, — сказал князь негромко.

И тут мне стало как-то нехорошо. Я разом вспомнила все: то, о чем собиралась предупредить, то, о чем раздумывала весь вечер… Если подло было бы подставить человека, просто принявшего нас в своем доме, — то вдвойне невозможно втемную использовать того единственного, кто до сих пор чтит память моей матери. Ни в уме, ни вслух я не могла выговорить коротенькое слово «отец». Ну извини, князь Янош, так уж вышло.

— Есть еще одно, — решительно сказала я. — Видишь ли, князь, мы для тебя — гости опасные. Не сегодня-завтра под стены твоего замка явится ковенский отряд. И тебе придется либо выдать нас, либо принимать бой. Первого ты не допустишь, а второго я не хочу.

Я хотела еще много чего сказать — про то, что это наша война, про то, что свои проблемы я привыкла решать сама, возможно, про то, из-за чего начался весь сыр-бор, — но князь перебил меня, причем так властно, что я не успела вякнуть ни словечка.

— А вот это хорошо! — заявил он и, встряхнувшись, разом стал моложе лет на десять. Ну на пять как минимум. — Давненько у нас доброй схватки не было! Повеселимся!

Я посмотрела на стену и встретилась взглядом со старинным портретом — предок, наверное, кто же еще? Сложно сказать, было это заслугой художника или в том следовало винить прыгающий свет, но в глазах у предка стояло ровно то же выражение хищного веселья. «А и повеселимся, панове!» — ясно говорил его взгляд.

Мне отчего-то стало жаль незадачливых ковенцев.

— Ступай-ка ты спать, панна Ядвига, — бодрым голосом распорядился князь Янош. — Добрых снов тебе. Эй, там — проводить панну в ее покои!

— И тебе добрых снов, — ответила я, чувствуя, что повторяюсь.

Глава девятая,

в которой магистр Цвирт осаждает замок, Эгмонт Рихтер обращается к своим алхимическим талантам, а Яльга Леснивецкая испытывает насущную потребность в гламурии

1

Комната, которую мне отвели, находилась на втором этаже. Там был камин — и дрова в нем почти прогорели, — но большую часть помещения занимала огромная кровать под пологом. На такой кровати можно было спать не только вдоль, но и поперек. А я улеглась наискосок.

Под одеялом лежала грелка — такая горячая, что всякий раз, прикоснувшись к ней, я быстренько отдергивала ноги. Да, за окном стояло лето; но, во-первых, ночи у Даркуцкого хребта недаром слыли холодными, а во-вторых, замок есть замок. Каменные стены и сквозняки не добавляют тепла.

Я долго лежала без сна, слушая, как в трубе свищет ветер. В комнате стояла абсолютная темнота — я погасила свечу, прежде чем лечь, — но понемногу предметы вырисовывались из мрака. Особенно четко был виден силуэт стрельчатого окна.

Мыслей было много — слишком много, и потому я старалась на них не задерживаться. Спать, надо спать; завтра, чует мое сердце, произойдет много всего интересного. Как там любит говорить Сигурд? «Завтра будет трудный день». Эту фразу оборотень повторял чуть ли не каждый вечер.

…Но если где и столкнуться с КОВЕНом в открытую, то лучше этого замка места не найти. Для здешних обитателей война и есть сама жизнь, а магов здесь никогда не любили, и для них наверняка припасено немало сюрпризов…

Не успев додумать эту мысль до конца, я заснула. Но снились мне не маги, не замки и даже не ясновельможный пан Богуслав Раднеевский. Мне снилась опушка какого-то леса, и я собирала там ромашки. Ромашке этак на двадцатой из-за цветущего куста вышел давешний знакомый Лис. Он поманил меня лапой и указал куда-то в глубь кустов. Я послушно подняла колючую ветку и замерла. Прямо передо мной была распахнута дверь, и там, в темном прямоугольном проеме, висела бесконечная золотая лестница. Лестница из ниоткуда в никуда.