Путь к золотому дракону

Оглавление

190

Но это пустяки. Главное, что Полин была счастлива, правда?

За опустевшим преподавательским столом, как монумент самому себе, восседал его сиятельство граф Эгмонт фон Рихтер. С каменным выражением лица он ковырял вилкой в почти нетронутой тарелке. Шпага лежала рядом, на освободившемся стуле.

6

А букет невесты поймала Матильда ле Бреттен.

Эпилог

Только змеи сбрасывают кожи,
Чтоб душа старела и росла.
Мы, увы, со змеями не схожи,
Мы меняем души, не тела.

1

Так закончился первый свадебный день. Но был еще второй, и третий, и четвертый — принц не жалел денег, лыковка в фонтанах все не кончалась, и дружба братских народов крепла на глазах. Академия вдобавок прекрасно помнила, что еще немного — и начнется учебный год, а там уж будет не до праздников. Словом, гуляли про запас.

Про молодоженов, естественно, уже на второй день все и думать забыли. Они не возражали. Однако когда в последний вечер Саид вдруг потребовал слова, почти все гости ухитрились вспомнить, кто он такой и почему говорит с таким забавным акцентом.

— Мы приготовили гостям небольшой сюрприз, — старательно выговаривал принц, а Полин тихонечко поправляла его, когда он путался в грамматических категориях. — Для каждого из вас приготовлен подарок. Он зачарован так, чтобы узнавать…

— Узнать, милый…

— …чтобы узнать только своего владельца. Найденное сокровище обрадуется вам так же, как вы обрадуетесь ему. Но если оно узрит в вас чужака…

— Загрызет на месте… — шепотом закончил Хельги Ульгрем.

Я недовольно покосилась на вампира: из-за его слов я не расслышала, что хотел сказать Саид.

Молодой супруг сделал поистине царский жест.

— Ищите! — повелел он.

И все кинулись искать.

Поиски длились до самого утра. Самые везучие нашли свои подарки на этажах Академии; невезучим пришлось обшарить и чердаки, и подвалы, и подсобки, и прилегающую территорию, которая в ведомостях значилась как «лесопарк». То и дело раздавались яростные вопли: «узрев чужака», подарок ругался во весь голос, жалуясь на бандитов, пиратов, грабителей и прочих преступных элементов, падких до чужого добра.

Хуже всех пришлось Хельги. Он искал свой подарок до шести утра. Всю ночь его печальная фигура появлялась то там, то здесь, и каждый новый подарок, к которому он с надеждой протягивал руки, считал своим долгом возмутиться громче и визгливее, чем предыдущий.

— Убери свои грязные ручонки, Хельги Ульгрем! — слышался очередной пронзительный вопль. — Я не твой подарок! Я подарок несравненной Ликки де Моран — и не говори, что не знаешь такой!

Ликки (Анна, Катрина, Валентин де Максвилль — имя и фамилия, понятное дело, всякий раз были разными) — немедленно кидалась туда, откуда слышался этот крик. А печальный Хельги с тяжелым вздохом шел дальше.

Было шесть часов утра, когда я, поднимаясь по боковой лестнице, услышала следующий диалог:

— Дорогой подарок! Ты… ты… вы…

— Да твой я, твой! — рявкнул подарок и тут же смолк. Зашуршала оберточная бумага, послышался счастливый вздох.

— Ты просто чудо! Мы созданы друг для друга… — прерывающимся голосом поведал миру вампир.

Но до самого Нового года близнецы аунд Лиррен, едва завидев вампира, слаженно заводили:

— Убери свои грязные ручонки, Хельги Ульгрем! Я не твой подарок… эй, Хельги, ты куда?

Вампир был готов растерзать эту парочку, но эльфов было двое, а он — всего один. Вдобавок они лучше знали боевую магию. Поэтому Хельги предпочитал спасаться бегством.

Время шло. Все возвращалось в свою колею. С первого числа мы вышли на учебу; я долго не знала, как вести себя с Рихтером, и отмалчивалась на практикумах. Я обиделась на него — действительно, сильно обиделась. Но целый месяц я жила в комнате одна, и по вечерам у меня не было другого занятия, кроме как думать. Мысли лезли самые разные, большей частью — довольно грустные, но однажды я приказала себе собраться и подумать логически.

Ничто не остается неизменным. Где та девушка, которая поступала в Академию, создавала мгымбра, взламывала рихтеровскую лабораторию? Все меняется, и все меняются; что толку пытаться повернуть время вспять?

Нас было трое. Поначалу, когда я вспоминала о том сумасшедшем путешествии от Межинграда до Даркуцкого кряжа, в горле вставал комок. Нас было трое, мрыс дерр гаст!.. И мы были одно. Такое больше никогда не повторится.

Но прошлое прошло, и нужно учиться жить дальше. Наши дороги на какое-то время пересеклись, а потом вновь разбежались в разные стороны. Боги мои, боги! Что общего может быть между волкодлаком, магистром и студенткой? Если вдуматься, то магистра и студентку разделяет даже больше, нежели, например, студентку и волкодлака…

У каждого из нас — свой путь, своя жизнь, свой выбор. Так что Эгмонт, наверное, был прав, хотя и жесток. Нечего цепляться за прошлое; нечего лезть друг другу в душу.

Я, знаете ли, тоже не поощряю фамильярности.

И у меня теперь был Жоффруа Ле Флок.

Да! Я такая же девушка, как и все; у меня есть личная жизнь, мне дарят цветы, водят в театр и кормят мороженым. Мы целуемся в укромных уголках, говорим друг другу глупости, ссоримся и мирился… Что там еще нужно делать?

Если уж говорить о личной жизни, у Сигурда тоже все налаживается. У него есть мистрис Рэгмэн. А у магистра Рихтера нет ничего, кроме преподавательского гонора и боевого верблюда. И поделом!..

В середине осени к воротам Академии подкинули маленького белого верблюжонка. На шее у него висел кожаный футляр для писем. Верблюжонка, разумеется, отдали Рихтеру. Письмо вручили ему же, однако через неделю вся Академия знала, что на подходе еще тридцать два верблюжонка, которые, по достижении сообразного возраста, тоже будут переданы законному владельцу. Гном-завхоз расширял верблюжатню. А Рихтер каждый день ездил выгуливать своих питомцев. Для него установили стационарный телепорт, и вскоре зрелище «магистр Рихтер верхом на боевом верблюде уезжает по делам» сделалось привычным, как игры фэйри в фонтане.