Охота на царя

• Предыдущая
• 18/49
• Следующая

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – вскочил и вытянулся по-армейски Лыков.

– Проинформируйте о нашем разговоре и готовящихся изменениях Николая Густавовича и Павла Афанасьевича. Больше никому ни слова! До встречи в этом кабинете.

Глава 5
Случай с доктором Милотворжским

Вид на кремлевскую стену с Нижнего базара.

В первый же день по возвращении домой Алексей отнес свои золотые часы с монограммой министра Макова в отделение Императорского человеколюбивого общества и попросил обратить их на нужды благотворительности.

Каргер и Благово не менее его были подавлены теми новостями, которые Лыков привез из Петербурга. Готовящаяся реорганизация полицейской службы под началом императорского любимца была ими безусловно одобрена; необходимость объединения в одном центре всех охранительных и розыскных сил не требовала доказательств. Их пугало и угнетало другое: успеют ли? Слова осведомленного Косаговского том, что объявлена «охота на царя», глубоко поразили и старого служаку Каргера, и столбового дворянина, помещика и сыщика Благово.

Павел Афанасьевич однажды в далеком 1868 году участвовал, по службе, в охране наследника при посещении им Нижнего Новгорода. Дилетантизм людей, ответственных за жизнь цесаревича, тогда поразил его. Дворники, хоругвеносцы и отставные гвардейские солдаты шпалерами стояли вдоль улиц, изображая простой народ, готовый отдать жизнь за царского сына. Сурово и торжественно обороняли они проезд от неведомого врага, но достаточно было человеку с барским лицом подойти к «охранителям», как те расступались. Охотно разбалтывали, когда и куда поедет наследник, где в подворотнях спрятаны полицейские отряды, указывали переодетых сыщиков… А питерские чины дворцовой охраны, с огромными револьверами на виду, важно ходили вокруг цесаревича со свитой и властно расталкивали зевак. Этот жиденький «последний заслон» больше всех поразил Благово. Секторы контроля не перекрывали друг друга, самодовольные столичные ферты уходили с поста любезничать с барышнями, а списка допущенных не было даже у начальника охраны, и к сопровождающим наследника лицам примазывались все кому не лень. Похоже, с тех пор мало что изменилось, и когда на цареубийство пошла целая организация… Никакой Лыков, пусть даже и с чугунными кулаками, не защитит венценосца, если порочна сама система обеспечения его безопасности.

Но пора было возвращаться к делам службы. Дав Алексею отдохнуть полдня, Благово вызвал его к себе и ехидно сказал:

– Да, Алексей Николаевич, нельзя тебя более в столицы посылать. До сих пор телеграммы шлют… Рвал цепи на забаву публике, хорошие деньжищи на этом срубил. Напоил бедного Еговина так, что тот ночью уже вломился в публичный дом и требовал телесного досмотра подозрительных лиц. В департаменте тоже отличился: порядочному человеку нос расквасил, ребят его помял… Обе столицы до сих пор пребывают в оторопи от нижегородского голиафа! Так что… иди-ка ты делом займись.

Нижний Новгород в полицейском отношении разделен на четыре части. Первая Кремлевская, что возле Лютеранской церкви, знаменита единственно своим красавцем приставом Курилло-Сементовским, баловнем купеческих вдов и любимцем Каргера, готовящего из него своего преемника. Вторая Кремлевская часть – напротив Мариинского института благородных девиц – самая престижная. Она охраняет кремль и прилегающие к Благовещенской площади «дворянские» улицы, на которые давно уже тихой сапой пролезли промышленники – Рукавишниковы, Бурмистровы, Зайцевы. Макарьевская часть, которая захватывает ярмарку и Александровскую слободу (чаще называемую Кунавином) – самая богатая: подсчитано, что здешний пристав за три года службы откладывает до ста тысяч дохода. Вот и Львов, нынешний макарьевский начальник, что-то себе уже строит на тихой окраине, в Немецкой улице, о двух этажах…

Последняя, четвертая часть – Рождественская – квартирует на Живоносновской улице в доме Мичурина. Тоже, между прочим, ничего себе часть: Гостиный двор, рынки Нижнего посада, огромные владения Блиновых, Бугровых, Абамелек-Лазаревых. Плюс множество «номеров» для проживания в них летом гостей ярмарки, а их всех надо прописывать… Славится часть также давним казусом: среди ее квартальных служат Поручиков, Капитанов, Майоров и Полковников; следственному надзирателю, правда, фамилия Шириц.

Вот к этому Ширицу Павел Афанасьевич и послал своего помощника с щекотливым поручением:

– В Рождественской части накопилась целая куча каких-то нелепых дел. Я тут выписал некоторые названия: «О снятии неизвестными с крестьянина Гиндзбурга собольей шапки» (тут сразу два вопроса: крестьянин-еврей, да еще в соболях), «О сожительстве отставного портупей-юнкера Фрязькина с гусынею», «О вынесении на Печерскую отмель расшивы австро-венгерского подданного Ржимека с непотребными девками на борту и об утоплении оных не до смерти». Это уж чересчур… Сходи туда, разберись с этим Ширицем – все ли у него в порядке с головой?

И Алексей пошел.

Следственный надзиратель оказался бывшим квартальным, старым, больным и суетливым. Звали его Хаим Дувидович, и происходил он из «волынских полицмаков», или, как их еще называли, «николок», которых в далеком 1846 году прислали в Нижний Новгород из Волыни. Император Николай ввел тогда для евреев воинскую повинность, и более семидесяти тысяч из них пошли под знамена. Нижегородские же «николки» в количестве трехсот человек попа ли из волынских местечек на Волгу за неуплату податей, и все были записаны на службу в губернскую полицейскую команду. Большая часть рекрутов была молода (17–20 лет), но уже жената. «Николки» приехали с женами и детьми и образовали в Нижнем Новгороде шумную еврейскую колонию, быстро расцветшую на волжской земле далеко за чертой оседлости. Волынцы ловко взяли в свои руки полицейское дело, заняли все фельдфебельские и унтер-офицерские должности и долго охраняли порядок в Нижнем, пока не повымирали… Шириц оказался последним из волынских могикан, еще не оставившим службу. Дети его выросли и разъехались, а без дела старику было скучно. Добрый немец Каргер оставил его, давно уже бессрочноотпускного, при полиции «пока ноги носят».

• Предыдущая
• 18/49
• Следующая