Вершина мира. Книга первая

• Предыдущая
• 53/366
• Следующая

– Вот столько.

– Ты помнишь, как тебя продавали? – спросила я, внимательно рассматривая кружочек на его коже.

– В какой раз? – озадачился он.

– В самый первый.

Влад задумался, я молчала, боясь спугнуть удачу.

– Про самый первый раз я не помню, – сказал он, наконец, – зато я помню, как ставили первое клеймо, я был ребенком, и было очень больно, но тебе, наверное, не это интересно. Извини.

– Да причем тут ты, – вздохнула я, – глупо было надеяться, что все так просто получится…

– Что получится? – проявил он живой интерес.

– Я тебе потом как-нибудь объясню, – пробормотала я, – а сейчас залазь под одеяло и спать.

Выключив свет, поплелась к себе, оставив двери открытыми, на тот случай, если ему опять приснится кошмар и мне придется бежать будить парня. Ждать, что он сам придет ко мне, вместо того чтобы мучиться в темноте, дело зряшное. Он еще не настолько мне верит. Страх перед ним куда-то пропал, осталась лишь едва уловимая жалость. Я не знаю, как наша жизнь сложится дальше, но сейчас стало ясно одно – я за него любому глотку перегрызу!

Часть 2

Глава 1

Сидя в рабочем кабинете, я просматривала записи, что скопились у меня по Владу. Нужно хоть вид сделать, что я занимаюсь диссертацией.

То, что еще пару месяцев назад казалось увлекательным и интересным обернулось нудной рутиной, от которой сводило зубы и хотелось лезть на стену. На языке чиновников это называется красивым словом адаптация. А на деле – натаскивание взрослого мужчины основам поведения в нормальном обществе. С оговоркой, что общество, в котором я живу можно принять за норму.

Пользование столовыми приборами, одежда и основы этикета. Всего-навсего? Но порой казалось, что эта вершина непреодолима. В медицине есть диагноз имбецильность, больной способен произносить звуки, осваивать простейшие навыки, но при этом слабо обучаем. Диагноз подходил Владу, как влитой! Я злилась, я знала, что это не так, и во всем винила себя. Временами проскальзывало ощущение, что он надо мной попросту издевается. Я гнала эти мысли прочь, поскольку они тащили за собой уж вовсе крамольные, что мои предшественники правы и физическое наказание имеет под собой веские основания. Размахивать плеткой я не буду, по крайней мере, не вижу пока к этому достаточных поводов, но надавать подзатыльников в самый раз! Но я сдерживалась, понимая – ни к чему хорошему это не приведет. Самое малое откинет на месяц, а то и на два назад, а мы и так двигались вперед с черепашьей скоростью.

Он напоминал мне клоуна на базарной площади, балансирующего на цилиндре – никогда не знаешь, куда его качнет в следующий миг. Мне никак не удавалось приспособиться к его поведению. То он был тихим и послушным, выполняя все мои требования, то выкидывал что-нибудь в духе первого дня знакомства, когда во что бы то ни стало старался от меня улизнуть. Терпение, напоминала я себе, и только терпение! Но, Боже, как это тяжело!

Жизнь превратилась в сплошную череду «не». Не горбись, Не чавкай, Не расставляй на столе локти, Не обнимай тарелку – не отнимут! И все в том же духе. А еще – ложку держат в пальцах, а не в кулаке. Вилку в левой руке, нож в правой. Сперва предложи окружающим, а уж после возьми сам. Здравствуйте, до свидания, пожалуйста, спасибо (господи, я с ума сойду!!!). И бесконечное – Я не слышу! – если забыл сказать что-то из этого перечня. Вика посмеивалась над моими страданиями, говоря, что я скорее выработаю у Влада рефлекс к этому самому «Я не слышу», чем сумею добиться осознанной вежливости. Я лишь уныло закатывала глаза.

Но все неудобства и трудности искупились самой первой улыбкой. Я ругала его за какой-то мелкий проступок, злилась, эмоционально всплескивала руками. Он сперва перепугался, потом успокоился, стал с интересом разглядывать, чем еще больше подхлестнул мой гнев, так, что я едва ли ногами не топала. А потом улыбнулся робкой, застенчивой улыбкой и… и я, задохнувшись, замерла, совсем забыв, что еще мгновение назад лютовала, боясь спугнуть чудо. Парень оттаивал.

Когда он осознал, что может невозбранно пользоваться библиотекой моя жизнь стала не в пример спокойнее. Как-то я заглянула в приоткрытую дверь его комнаты и увидела Влада, низко склонившегося над книгой. Он был настолько поглощен чтением, что на мой тихий стук не обратил внимания. Я сделала несколько шагов по направлению к нему, заинтересовавшись, что так могло увлечь молодого человека. Положив руки на его плечи, я заглянула в раскрытую книгу.

– Что ты читаешь? – тихо спросила я. Влад подпрыгнул от неожиданности и поднял на меня глаза.

– Историю, – коротко ответил он.

– И как, нравиться тебе наше прошлое? – попыталась пошутить я.

– Оно отвратительно, – скривился Влад, – равно как и настоящее.

– С чего ты взял? – полюбопытствовала я, присаживаясь на край стола.

– Пока будет существовать рабство, история человечества, равно как и само человечество, будет отвратительным, – резко пояснил он.

– Но, Влад, – растерялась я, ловя на себе угрюмый взгляд серых глаз, – а как же искусство? Человечество создало много прекрасного – музыка, литература, живопись, наконец!

– Живопись? – хмуро переспросил он. – Тебе известно, что один из великих художников древности, писал большое полотно, на картине должно было быть сражение. Для усиления впечатления художник решил нарисовать сильного воина, умирающего от ран. Художник писал с натуры, но где найти в мирном уголке израненного воина? Художник приказал привести сильного раба и жестоко избить его, а пока несчастный умирал от боли и побоев, закончил картину. Полотно получилось большим и правдоподобным, им поражались и любовались спустя много веков, а несчастный раб умер страшной смертью. Вот она, твоя хваленая живопись!

• Предыдущая
• 53/366
• Следующая