Одиссея "Варяга"

Оглавление

257

Степан Осипович понимал, что Того скорее всего уже дал команду своим легким силам и обозу покинуть передовую стоянку. Но, по крайней мере, можно было ликвидировать телеграфную связь по кабелю, которую японцы уже успели там наладить, порушить все, что еще осталось на берегу и завалить подходы к рейду минами...

И Макаров не обманулся в реакции своего визави. Того еще в 20-45 по радиотелеграфу прислал гарнизону и кораблям Эллиотов приказ об эвакуации в Чемульпо. Ликвидация дел потребовала семи часов... В ночную тьму по проливу Ермак уходили тихоходы: повреждённый "Сайен", по природе неспешные "Каймон" и три канонерки типа "Майя", а так же шесть флотских транспортных пароходов: три 4.000-тонных угольщика, 1.200-тонные артиллерийский и минный арсеналы ("Кассуга-Мару" и "Никко-Мару") и плавмастерская "Миикэ-Мару". Разведку и передовое охранение этому конвою обеспечивали относительно быстроходный авизо "Мияко" и старый безбронный крейсерок "Цукуси", зато во фланговых охранениях шли вполне современные уцелевшие миноносцы 1-го класса 14-го и 15-го дивизионов.

На следующий день, проведший ночь на якорях, отряд русских канонерок при поддержке миноносцев и крейсеров Рейценштейна, за исключением эскортировавшей к Артуру призы "Паллады", к полудню вновь пришёл к Эллиотам. В этот раз никто по ним огня не открывал, даже когда для доразведки обстановки к берегу отправился катер с "Амура" (в первородстве - минный катер "Ретвизана"). После того, как высадившиеся наблюдатели отсемафорили об отсутствии японцев во внутреннем бассейне архипелага, "Амур" выставил по десять мин на подходе к каждому из трёх проливов, боны были подорваны и разрушены, а станция телеграфа уничтожена. Найденный-таки по буйку конец кабеля "Баян" оттащил почти на милю от берега. Теперь, чтобы обнаружить его, японцам нужно было поднимать кабель от самого Чемульпо.

Глава 2. После драки.

Июль 1904 г. Японское море.

За ночь изрядно посвежело, ветер усилился до пяти баллов и к утру нагнал приличную волну. Устало скрипя свежими, наспех заделанными деревом пробоинами, крейсера Владивостокского отряда вползали на очередную волну. Всю ночь напролет аварийные партии растаскивали завалы перекрученного металла и недогорелого дерева, заделывали пробоины и пытались починить то, что поддавалось починке в море. На "Рюрике", наконец, удалось наложить на пробоину в корме двойной пластырь, а к рассвету и откачать воду из румпельного отделения. Сейчас в корме крейсера весело стучали топоры, глухо звякали кувалды и раздавался сочный матросский мат, сопровождающий практически все виды аварийных работ.

Памятуя о возможных атаках японских миноносцев, на ночь Руднев расположил корабли в следующем порядке: наиболее поврежденные "Россия" и "Рюрик" шли в центре. С правого и левого флангов их прикрывали "Громобой" и "Витязь" замыкающим в броненосной колонне шел "Память Корейца". Головным, уже привычно, "Варяг". Второй бронепалубник - "Богатырь", как наименее пострадавший корабль эскадры, занимал наиболее опасное место замыкающего. Впрочем, на этот раз план Руднева сработал: два отряда японских миноносцев всю ночь рыскали в поисках русских на полпути к Владивостоку. В это время наши крейсера отходили южнее, направляясь скорее к берегам Кореи, чем России. В полдень состоялась встреча со "вспомнившей девичество", в котором она именовалась "Марьей Ивановной", "Сунгари". Бывший угольщик, а ныне вспомогательный крейсер, ожидал возвращающуюся из боя эскадру с полными трюмами угля в открытом море, примерно посредине отрезка, которым можно соединить на карте Сеул и Нигату.

По первоначальному плану, отсюда отряд должен был разделиться. Руднев хотел создать максимально плотную дымовую завесу для облегчения прорыва во Владивосток отряда во главе с "Ослябей". Для чего сообщения о замеченных русских крейсерах должны были приходить со всех уголков японского моря. Руднев надеялся, что на фоне этой кутерьмы даже если "Ослябя" и будет обнаружен каким-либо пароходом у Курил, то у Камимуры просто не останется сил чтобы достойно его там встретить. Но недавно имевшее быть место сражение внесло в планы (как известно, существующие только ДО встречи с противником) некие коррективы.

Броненосные крейсера оказались повреждены более серьезно, чем планировалось, да и боекомплект был расстрелян далеко за половину. Так что пришлось все делать по первоначальному плану, но только с точностью до наоборот. Теперь обстрелом Пусана должны были заняться "Громобой" с "Памятью Корейца" (благо у последнего боеприпасов к 10-дюймовому орудию хватало), демонстрацию у порта Ниигата должен был провести "Богатырь". "Варягу" же предстояло сунуть голову в пасть тигра: он вместо броненосной эскадры (как было изначально запланировано) должен был наделать шуму в Цусимском проливе. "Сунгари", облегчившись от 1000 тонн угля, должна была идти вместе с броненосными крейсерами и под их прикрытием провести у Пусана минную постановку. Кроме угля она принесла на встречу и полсотни мин заграждения, которые сейчас ждали своего часа в одном из ее трюмов.

Пока крейсера были заняты бункеровкой, Руднев излагал свои откорректированные планы младшим флагманам на "Варяге". Внезапно, присутствующий из-за вынужденной временной "немоты" командира "Рюрика" Трусова, старший офицер броненосного крейсера прервал течение адмиральской речи весьма бесцеремонным и шокирующим образом.