И весь ее джаз…

Оглавление

В итоге Пашка увлекся так, что не дал вступить вокалисткам и раз, и другой. Закрыв на хрен глаза, Павлин долбал по своим бесчисленным барабанам, тарелкам и тарелочкам. Публика была в восторге, но третий раз ждать вступительного такта Машка не стала. Она просто подошла к барабанщику и вмазала ему по кудрявой башке своим драгоценным микрофоном.

Башка издала громовой звук, перешедший в шипение, зал вскипел хохотом, после чего Пашка пришел в себя, чинно и благовоспитанно передав вокалисткам право на внимание зрителей.

Наконец концерт завершился. Толпа бушевала и требовала автографов. По крайней мере, три человека попросили автограф у Валечки, и один — Джама — у Марии. Он же подарил ей огромный букет роз удивительного багряного цвета.

— Все было просто здорово! — искренне восхищался влюбленный милиционер. В общем-то, это было правдой — нефтяной господин уже подошел поблагодарить музыкантов и спросить про их гастрольный график. Он собирался еще раз пригласить ребят в октябре.

— Ради вас мы отменим любые гастроли, — щедро пообещала Машка своему любимому и единственному заказчику. И на данный момент сказала чистую правду.

— Нет, вы действительно гениальны, — повторял Джама.

Даже Женюля со своим мальчиком подошла.

— Может, и зря я тебя всю жизнь затыкала, — самокритично сказала младшая сестра. Такое замечание дорогого стоило.

— Жалко, что родители не слышали, — посетовала Машка.

— Как это? — не поняла Женька. — Вон они сидят, сзади. Джама им позвонил, сказал, что ты без них не хочешь выступать.

Мария подняла глаза и увидела, что мама с папой сидят в последнем ряду, а в руках у мамы букет с розами такого же удивительного цвета, как и у нее самой.

«Откуда у милиционера такие деньги? — даже слегка заволновалась Машка. — Может, у него тоже подпольная жизнь?»

И была недалека от истины.

Подпольная жизнь у полицейского Джамы Курмангалеева очень даже была. Самохвалов добыл не только ствол — к сожалению, не лучший, переделку из резинострела, но какой уж был. Он достал также инфу о взаимоотношениях Полеева и Булатова. Из нее вытекало, что конфликт имеет место, и миром, скорее всего, не кончится. А значит, Грязный так или иначе будет в нем задействован. И что-то подсказывало Джаме, что Грязный может не захотеть в этом конфликте играть по чужим нотам.

Что же касается денег, то они как раз — в самый неподходящий момент — кончались. Самохвалов платы не взял. Зато люди, отследившие важные разговоры Булатова — и в Москве, и в Астрахани, — очень даже брали. Но не купить букеты Машеньке и ее не любящей кавказцев маме — это тоже не было тайной для Джамы — было невозможно.

Ладно, будет день — будут и песни.

А пока Джама Курмангалеев был почти счастлив — и за себя, и за Машку, и за искусство.

Почти — потому что Грязный все еще был на свободе.

В то время как Туровы — все трое — лежали на московском Митинском кладбище. Джама там тоже уже побывал.

14. Москва. «Измайлово» и «Киевская». Дело близится к развязке

В Москве Курмангалеев отнюдь не только обустраивал свою личную жизнь и повышал свой культурный уровень.

Ни на секунду не прекращалась и та деятельность, ради которой он сюда приехал. Плотно был задействован Игорь Самохвалов.

Нашлись еще два человека, помогавшие информацией: один за деньги, второй — друг отца, а ныне работник аппарата Совета Федерации — потому что друг отца.

Все трое, включая Самохвалова, просили Джаму отступиться от этого проклятого дела. Резон в их просьбах был: документы на Грязного наконец-то попали во всероссийский розыск — до того их кто-то упорно задерживал в Астрахани. Теперь поимка бандита, которого искала полиция всей страны, была только вопросом времени. И стоило ли влезать в налаженный процесс, с риском для всей последующей карьеры, а то и жизни?

Все считали, что не стоило.

Джама считал, что другого пути у него, как мужчины, просто нет.

Хотя, если честно, трещинка какая-то в его решимости все-таки проявилась. После вопроса Береславского и его же ответа.

Почему Грязный не убил Джаму перед домишком Туровых? Жакан двенадцатого калибра — серьезная штука. Капитан ведь отыскал тогда засаду Грязного. С нее Джама был как на ладони. А времени точно прицелиться у злодея было более чем достаточно.

Многомудрый опер не мог найти своего ответа, а ответ Береславского шел вразрез не только с его жизненным опытом, но и с его жизненными планами.

Поэтому капитан Курмангалеев старался просто не думать на неприятную тему.

Тем более что теперь постоянно имелась приятная.

Он даже представить себе не мог, как жил без Марии.

А чувство к Лейле, ранее наполнявшее его всего без остатка, как выяснилось, было лишь прелюдией для сегодняшней любви.

Впрочем, Джама понимал, что женись он в свое время на любимой девушке — и сейчас, скорее всего, просто не обратил бы на Машку внимания.

Но, как известно, история — даже в применении к обычным, вовсе не историческим персонажам — все равно не терпит сослагательного наклонения.

Поэтому капитан Курмангалеев не просто был всепоглощающе влюблен в девушку Машу, но и практически забыл свои ужасные душевные муки по поводу девушки Лейлы. Звучит, может, не очень красиво, зато доподлинно правдиво. И, разумеется, лишь подтверждает основной закон физики и личной жизни, который гласит, что все в подлунном мире относительно. И даже — не только в подлунном.

А из гостиницы «Измайлово» Джама съехал.

Добираться до Машкиной «Киевской» и оттуда было удобно: по прямой, без пробок и пересадок, за полчаса. Но траты на выслеживание Грязного (а также, чего скрывать, на ухаживание за Машкой) сделали дальнейшее пребывание в четырехзвездном отеле невозможным. Благо, папин друг отправлялся с женой в отпуск и с радостью предоставил свою замечательную двухкомнатную квартиру на Остоженке молодому Курмангалееву.