Государственные игры

Оглавление

104

– У меня оно есть, – подтвердил Худ.

– Где вы находитесь?

– В Гамбурге, – ответил Худ.

– Очень хорошо. В таком случае вы можете прилететь сюда одним из аэробусов, на постройке которых сделал деньги отец Доминика. Если поторопитесь, сможете быть здесь часа через два.

– Мы так и сделаем, – заверил его Худ.

– Мы? – Байон ощутил, как весь его энтузиазм потихоньку улетучивается. – Кто же еще будет с вами?

– Заместитель министра иностранных дел Рихард Хаузен и еще два человека из моей команды.

Байона начинало разбирать зло. Настроение испортилось еще больше. Так и есть, без немцев – никуда, подумалось ему. Особенно без этого немца. Бог решительно не любит меня, как и обещал.

– Полковник Байон, вы тут? – прервал паузу Худ.

– Да, – ответил тот. – Значит, мне не придется высиживать здесь без дела еще два часа, а предстоит посражаться со своим же правительством, чтобы устроить неофициальный визит во Францию для излишне озабоченного немецкого чиновника.

– Я придерживаюсь иного взгляда на этого человека, – заметил Худ. – Забота может быть бескорыстной, если служит стоящему делу.

– Не надо читать мне лекций о бескорыстии. Он по-своему генерал. Я же сражаюсь в окопах. Но, – поспешно добавил Байон, – все это пустые разговоры. Вы нужны мне, а он нужен вам, и этим все сказано. Я сделаю пару звонков и встречу вас в аэропорту Ласбор в восемь часов.

– Подождите, – попросил Худ. – Вы задали свои вопросы, теперь я хотел бы задать свои.

– Спрашивайте.

– Мы думаем, что Доминик собирается раскрутить в “Интернете” кампанию по пропаганде расизма, спровоцировать расовые волнения и бунты и дестабилизировать правительства.

– Ваш коллега генерал Роджерс рассказал мне об этом проекте всеобщего хаоса.

– Хорошо, – сказал Худ. – А он не говорил вам, что мы хотим остановить этого человека, а не просто его припугнуть?

– Говорил, но не так многословно, – ответил Байон. – В том, что Доминик террорист, меня убеждать не надо. Если вы мне поможете это доказать, я проникну на его предприятие и остановлю этого человека.

– Мне говорили, что в прошлом он избежал ареста.

– Да, избежал, – признал Байон. – Но я намерен сделать больше, чем просто арестовать его. Позвольте, я сделаю краткий обзор, который, надеюсь, даст ответы на все ваши вопросы. Мы, французы, очень твердо поддерживаем своих предпринимателей. Они процветали и в зиму нашей экономики. Они преуспели, несмотря на ограничения со стороны правительства. И должен признать – с некоторым стыдом, – что огромное количество французов одобряют деятельность “Новых якобинцев”. Здесь никто не любит иммигрантов, а эти “якобинцы” налетают на них, как цепные псы. Если люди прознают, что за всем этим стоял Доминик, в их глазах он станет еще большим героем.

Байон испепелил взглядом изображение на экране. Мысленно он представил себе Доминика, самодовольно рассевшегося в своем комфортабельном кабинете.

– Но несмотря на всю эмоциональность французов, большинство из нас верит в согласие. В залечивание ран. Вам, американцам, согласие видится, как размахивание белым флагом, но я считаю, что это цивилизованный образ жизни. Доминик лишен всякой цивилизованности. Он попирает законы Франции и Божьи законы. Совесть у Доменика, как и у его отца, сделана из алмаза – ее не поцарапаешь ничем. И я намерен сделать так, чтобы он ответил за свои преступления.

– Я верю в моральные крестовые походы, и я поддержу ваш поход всеми средствами, которые только имеются у моей организации, – заверил Худ. – Но вы так и не сказали, куда мы с вами направимся?

– В Париж, – ответил Байон.

– Я слушаю, – сказал Худ.

– Я намерен арестовать Доминика, конфисковать его документы и компьютерную информацию, а затем уволиться из жандармерии. Адвокаты Доминика позаботятся, чтобы он никогда не пошел под суд. Но пока будет длиться следствие, я обращусь в прессу с перечнем его преступлений. Убийства и акты насилия, которые он совершил или приказывал совершить, неуплаченные налоги, предприятия и собственность, которыми он незаконно завладел, и еще очень многое, что я смог бы раскрыть, останься я на службе у государства.

– Драматический жест, – признал Худ. – Однако, если французские законы хоть чуть-чуть схожи с американскими, вас обвинят в клевете, засудят и четвертуют.

– Все правильно, – подтвердил Байон. – Но суд надо мной превратится в суд над Домиником. И когда он завершится, Доминик лишится доброго имени. С ним будет покончено.

– Впрочем, как и с вами.

– Только с моей карьерой полицейского, – возразил Байон. – Я найду себе другую достойную работу.

– Ваши люди настроены так же, как вы?

– Не совсем, – признался полковник. – Их самоотверженность простирается только в…, как это будет по-английски? Ограничения? Границы?

– Пределах, – подсказал ему Худ.

– Да. – Байон щелкнул пальцами. – В пределах самой операции. Это все, что я прошу и от вас. Если вы мне поможете доказать, чем занимается “Демэн”, если вы дадите мне за что зацепиться, чтобы я смог попасть на предприятие, то мы справимся с Домиником. Хоть сегодня же.

– Достаточно откровенно, – признал Худ. – Так или иначе, но мы туда попадем. Et merci «И благодарю (франц.).», – добавил он.

Байон мрачно поблагодарил в ответ и остался сидеть, не положив трубки, а лишь нажав пальцем на рычажок телефона.

– Хорошие новости? – поинтересовался сержант Маре.

– Прекрасные, – без особого энтузиазма ответил Байон. – У нас будет помощь. К сожалению, от американцев и немца. Рихарда Хаузена.