Поездка в Трансильванию

Оглавление

Лев Толстой говорил, что нельзя быть немного беременным, как нельзя быть немного непорядочным. Либо так, либо иначе. Либо признаем все реалии в комплексе, либо гордо от них отказываемся. Вспоминать то, что нам выгодно, и забывать о том, что нам невыгодно, как минимум исторически глупо и опасно. Разве вы со мной не согласны, профессор Панчулеску?

В гостиной воцарилось молчание.

– Все ваши факты имеют место, – пожал плечами Панчулеску, – но у наших историков другой взгляд на эти события.

– Не сомневаюсь, – согласился Дронго, – ведь почти каждый исторический факт можно интерпретировать по-своему. Например, вспомнить о том, что Германия уничтожила шесть миллионов евреев во время Второй мировой войны, и обвинять в этом только немецких фашистов. А можно вспомнить, что евреев преследовали и в странах гитлеровской коалиции, и даже в оккупированной Польше сами поляки ненавидели евреев, часто сдавая их оккупантам или забрасывая камнями вагоны с еврейскими узниками, направлявшимися в концлагеря.

– Это ужасы Восточной Европы, нетерпимость и дикость, – заметил Тромбетти.

– Ваши соотечественники тоже отличились в Албании и Африке, – возразил Дронго, – а во Франции гестапо даже вывешивало объявления, предупреждая французов, что не нужно сдавать соседей-евреев, так как тюрьмы переполнены, – столько добровольных помощников гестапо было в этой самой просвещенной стране Европы. Я уже не говорю о латышских или эстонских фашистах, так ненавидевших евреев. Или об украинских националистах. После раздела Польши, в тридцать девятом, Украина получила все свои нынешние западные области, отодвинув свою границу почти к центру Европы. Интересно, что на Украине об этом стараются не вспоминать – ведь Польшу как раз поделили после пакта Молотова – Риббентропа, когда советские войска вступили в страну с востока. И после этого кто-то смеет утверждать, что у его страны есть право на истину? Сталин не был ангелом, и советский режим нельзя считать образцовым. Но именно под руководством Сталина Советский Союз победил самую сильную армию в мире и освободил народы Европы. Разве это неправда?

– Вы, очевидно, историк по образованию, – произнес Панчулеску уже несколько другим тоном, словно признавая превосходство эксперта. – В истории действительно много подобных случаев.

– Именно поэтому я всегда стараюсь докопаться до истины. Она бывает горькой, не всегда полезной, часто опасной. Но истина остается истиной при всех предлагаемых обстоятельствах, – убежденно ответил Дронго.

В гостиную вошел Мурешану и сообщил:

– Господа, мы закончили обыск. Можете подняться в свои комнаты и забрать свои вещи. Примите наши извинения за некоторый беспорядок. Автобус уже ждет вас. Его будет сопровождать наша машина. До свидания.

– Вы нашли оружие? – поинтересовался Тромбетти.

– Нет, – бросил Мурешану, выходя из комнаты.

Глава 11

В салоне автобуса их было девять человек. Все сидели мрачные, притихшие, подавленные. Дронго и Сиди Какуб снова пробрались в конец салона. Американские профессора устроились в первом ряду. За ними разместились Лесия, Брынкуш и Панчулеску, Тромбетти и Катиба Лахбаби. Водитель несколько раз испуганно оглядывался, удивленный долгим молчанием в салоне автобуса.

– Это было не просто убийство, – тихо произнес Сиди Какуб, наклоняясь к Дронго.

– Два выстрела в грудь, – согласился Дронго. – Второй выстрел можно было и не делать, если он не был контрольным.

– Да, я сразу подумал, что грабитель не мог так поступить. Но обе раны смертельные, значит, он намеренно стрелял дважды…

– И вы не верите в случайного грабителя или неизвестного цыгана, – понял Дронго.

– Не верю, – ответил Сиди Какуб, – и вы тоже не верите. Убийца нарочно забрал сумку, чтобы мы думали о грабителе. И открыл окно уже после того, как было совершено убийство. Ее убили в половине седьмого утра. Тело было еще достаточно теплым, но кровь уже запеклась. Поэтому я могу сказать вам точно, что она умерла примерно в шесть часов утра или в начале седьмого. И только после этого убийца открыл окно. Когда приехал следователь, комната уже основательно выстыла.

– Значит, убийца появился примерно в шесть часов утра или чуть позже, – размышлял Дронго, – и после двух выстрелов открыл окно. А выходя, просто прикрыл дверь.

– Правильно, – согласился Сиди Какуб. – Когда я вошел в комнату, она лежала на кровати. Я внимательно осмотрел тело, его не тащили. Она лежала, когда убийца выстрелил.

– Значит, она его не стеснялась, если была в ночной рубашке, – задумчиво произнес Дронго. – Тогда выходит, что убийцей может быть Брынкуш, с которым у нее сложились близкие, доверительные, даже интимные отношения.

– Или женщина, которую она не стеснялась, – добавил Сиди Какуб.

– Лесия или Катиба, – посмотрев на сидящих, прошептал Дронго.

– Возможно, – согласился арабский эксперт, – а возможно, и кто-то другой, кого она тоже не очень стеснялась.

– Я вас не понимаю.

– Если это мужчина, он должен был ей очень нравиться, чтобы принимать его рано утром в таком виде, – пояснил Сиди Какуб.

– Тромбетти она терпеть не могла, Уислера недолюбливала. Панчулеску тоже не подходит, слишком старый. Если исключить Брынкуша, остаемся мы трое: вы, я и Гордон. Но американский профессор, по-моему, не подходит, – высказался Дронго.

– Вы уже поняли, – прошептал Сиди Какуб. – Как вы догадались?

– О Гордоне? Не знаю. Что-то неуловимое и непонятное. Иногда бывает слишком настойчив, иногда слишком эмоционален… По-моему, у него несколько иная сексуальная ориентация.