Ложный след. Шпионская сага. Книга 2

Оглавление

Так что же произошло в Москве? Неужели отец Марины жив? Вывод напрашивался сам собой, более того, мне он представлялся единственным вариантом. Но сказать об этом Йоси я не мог. Думаю, он говорит со мной, уже выяснив все возможное по обычным каналам, и наверняка обсудил ситуацию с Рафи. И если тот сделал вид, что не догадался, откуда ветер дует, зачем мне бежать впереди паровоза? Марининого отца я не боялся. Он считал, что я способен защитить его дочь, а это для него самое главное. Это единственное, о чем он меня просил перед смертью. Смертью ли? Конечно, если он узнает, что я сделал из его дочери агента Моссада, мне точно несдобровать. Но знать он этого не может, а я ему точно не расскажу. Похоже, я уже стал считать Зусмана-Гонзалеса живым. Что ж, увидим…

На этом мы с Йоси и расстались. Я, конечно, пообещал подумать и постараться припомнить что-либо, затем минут десять разглагольствовал, приводя различные, совершенно сумасшедшие, варианты развития событий. Йоси, видимо, понял, что я чего-то недоговариваю и даже не пытаюсь этого скрыть. Вообще, конечно, это нездорово: один из принципов работы такой пары, как мы, – абсолютная открытость. И неважно, какой может стать правда: наша общая цель заключается в умении выходить из ситуации, а не искать правых или виноватых, а тем более наказывать. Мы не прокуроры. Но сейчас я не мог обнародовать свои предположения, прежде нужно было кое-что проверить, а потом уж видно будет, стоит ли рассказывать. В данном случае мои личные интересы и интересы моей организации не пересекались.

Проверить же свои предположения я мог только у Альвенслебена. Этот всегда все знает. Еще с нашей первой встречи, когда он меня фактически завербовал, я понял, что меня нашли и раскрутили именно из-за камня. Ведь я нашел связь между бриллиантом, немецкой разведывательной сетью на территории СССР, а затем и отцом Марины. Вся история вокруг камня выглядела абсолютно необычной, причем в ней было еще и нечто мистическое. Я догадывался, что камень этот играл какую-то роль в чем-то, служил ключом к чему-то. Но к чему, я знать не мог. В курсе мог быть только Альвенслебен с его не менее мистическим орденом Хранителей. Я почувствовал сильнейшее желание разобраться в той давней «бриллиантовой» истории. Значит, нужно встречаться с Альвенслебеном, но сначала нужно закончить московские дела.

Глава 21

Москва

ул. Рудникова, 13

24 апреля 2005 г., 15:00

Как бы я себя ни уговаривал, но встреча с куратором меня здорово встряхнула. Волей-неволей напрашивался только один вывод – «папаша» жив. Принципиально мне это не мешало, правда, все очень осложнялось. После нашей последней встречи его нельзя было не зауважать, а его отношение к Марине меня просто восхитило. Теперь я не возражал против родства с ним, но это опасно и неправильно, ведь он все равно уголовник. Я вообще-то тоже по другую сторону закона, но все же защищаю его. Хотя именно соблюдение закона и поставило меня вне закона. Важность защиты справедливости для меня равнозначна ценности собственной жизни, такой выбор я сделал давно и отменять его не собирался. В общем, и на связь с «папашей» я решил пока не выходить, хотя и знал, как это сделать. Мне нужно было разобраться с ролью камня, а для этого необходимо повидаться с Гансом фон Альвенслебеном. Но прежде всего – задание в лаборатории. Если операция удастся, то все русские «куклы» будут поражены. Конечно, россияне решат неожиданно возникшую проблему, но не раньше, чем через несколько месяцев, а пока мы получим абсолютное преимущество. Ведь все запланировано таким образом, что вставленный мною вирус будет только накапливать информацию, а вычислить его привычным методом не удастся. Только после нескольких провалов в Афганистане СВР заподозрит неладное, и ошибку в конце концов найдут, ведь у них очень сильные специалисты. Но мы будем знать все, что сочтем нужным, и, главное, сильно нарушим переправку наркоты из Афганистана в Европу. Хоть ненадолго, но мир станет лучше. Затем мне придется отправиться в Афганистан и попытаться продать уран. Хотя я и надеялся, что эту операцию отменят, но мои боссы именно таким образом хотели выявить истинных руководителей террористических организаций в этой проклятой Богом стране. Ведь шум вокруг «Аль-Каиды» явно раздут. Нет такой организации, даже простой перевод слова «Аль-Каида» означает «база». Да, есть такие деятели, как Бен Ладен. Да, создают они тренировочные лагеря для террористов. Но сами-то они ничего не делают, за ними только идеологическая и иногда материальная поддержка. Однако само существование международного террора – факт. И то, что кто-то его постоянно поддерживает, тоже не вымысел. Вот это мне и предстояло выяснить.

С легкой руки Альвенслебена все руководители спецслужб в мире пришли к одному неутешительному выводу. Большинство терактов совершали не арабы. Масса косвенных доказательств наводила на существование тайной организации, приводившей в действие кровавую машину террора. Конечно, каждый раз после случившегося какая-нибудь экстремистская группировка заявляла о своей ответственности, но поиски никогда не приводили к успеху. И раньше или позже все задействованные службы поняли, что таких организаций нет. Несколько раз ЦРУ, МI-6 и Моссад выходили на исполнителей, но те никогда не сдавались живыми и всегда были европейцами. Когда что-то происходит трижды, это даже статистически не может оставаться случайностью. Рафи считал, что эта организация состоит из бывших сотрудников спецслужб, решивших таким образом подрабатывать на стороне. Альвенслебен же полагал, что речь идет о спецотделе «Гальбы» – этого зловещего наследника нацистской идеологии, решившего покорить мир и править им на основе разделения рас. «Гальба» действует не только для собственного обогащения, но и для дискриминации мусульманского мира, ведь их главная цель заключается в установлении арийской гегемонии в мире. Темнокожие арабы в их концепцию не входили, а считаться с арабским миром приходилось хотя бы потому, что мусульман на Земле больше миллиарда. Да и нефтедоллары со счетов не сбросишь… Как бы то ни было, мне предстояло попытаться продать уран для производства «грязной» атомной бомбы. По расчету моих боссов, афганский полевой командир не упустит редкой возможности, но сам ничего не решит и непременно обратится к тем, кто сможет купить уран. Вот тогда-то мы и узнаем все, что хотим знать. И конечно же, действовать будем соответственно.

С таким настроем я вернулся в Москву и позвонил Светлане. Три дня назад, позвонив ей сообщить, что наша встреча откладывается, я понял по ее голосу, что она на меня немного обиделась. А теперь явно обрадовалась моему звонку, и мы договорились встретиться завтра.

Похоже, Светлана теперь не собирается ставить препятствия для развития наших отношений. Например, она все время поправляет прическу. Известный прием: если женщина начинает «играть» своими волосами, отбрасывая, приглаживая их или накручивая на пальчик локон, это явный признак привлечения к себе мужского внимания. Такой подход меня только радовал. Но помня уроки сексолога, я не спешил, хотя мне не терпелось приступить к главному. Тем не менее, зная, что сексуальные реакции мужчин и женщин различны, я Светлану не торопил. У женщины всегда существует связь между сексуальным влечением и личностно-духовными ценностями. Не может она просто так запрыгнуть в постель и через несколько минут вести себя так, словно ничего не произошло. Хотя и такое бывает, и нередко, как правило, в случае, когда женщина хорошо знает своего партнера. У мужчин-то подобные приключения происходят сплошь и рядом, а у женщин – нет. В общем, я не прекращал болтать со Светланой, уделяя особое внимание всяким интеллектуальным штучкам. Особенно обширно я разглагольствовал о ее любимом писателе Акунине, цитируя его романы и блистая литературно-критическим анализом его творчества. Известная истина – женщина любит ушами! Светлана внимательно слушала меня, улыбаясь и соглашаясь со мной. Смеясь, она очень мило слегка прикусывала нижнюю губу. Ух ты, меня соблазняют! Когда женщина начинает вести себя таким образом, у мужчины появляется непреодолимое желание поцеловать ее. К еде она не притронулась, хотя вина пригубила. В ее поведении и даже в том, как она меня слушала, сквозило с трудо