Кот, который приезжал к завтраку

Оглавление

Ник Бамба ждал его у муниципального пирса, где в доке лениво приплясывал катер по имени «Двенадцать очков», но мрачный вид молодого человека заставил Квиллера задать вопрос:

— Что-нибудь ещё?

— Да! — воскликнул Ник. — У Грушевого острова взорвался пассажирский катер. Владелец погиб.

— Есть соображения о причинах?

— Ну, он только что купил этот катер — аккуратненькое суденышко всего трёх лет от роду — и заправлялся бензином у колонки на пристани. Управляющий считает, что он не удалил старую сажу, перед тем как запустить мотор.

— Неопытный моторист? — спросил Квиллер.

— На вид вроде так. Когда я купил этот вот катерок, то сразу отвёл его в укрытие, к пристани, но большинство мотористов об этом не беспокоится. Это грубая ошибка.

— Кто владелец пристани?

— На южном берегу всем владеет «XYZ». Была угроза и для самого пирса, и для соседних суденышек, но, по счастью, большинство лодочников в это время выехали на озеро поудить. И особенно меня угнетает, Квилл, что у этого парня осталась семья. Он зашёл на переправу, чтобы закончить дела с покупкой этого катера. Заплатил наличными и собирался плыть на материк за женой и детьми.

— Печальная история, — вздохнул Квиллер.

— А вот от чего меня тошнит, — сказал Ник, — так это оттого, что тут, возможно, вовсе не несчастный случай.

Глава третья

Когда багаж и кошачий контейнер поставили на палубу «Двенадцати очков», Ник Бамба сказал:

— Это великодушно с твоей стороны, Квилл. Ты как, надолго?

— На пару недель. Официально я — в поисках свежего материала для колонки «Из-под пера Квилла».

— Ты же знаешь, ты наш гость. Живи сколько хочешь.

— Принимаю приглашение, но пусть газета оплатит счёт. Оно и выглядеть будет лучше, и их не разорит.

Моторист, принеся на борт латку для индейки, у которой не было ручек, спросил:

— А это зачем? Не собираетесь же вы стряпать по-серьезному? Я знаю, коты — психи до индейки, но в коттедже найдутся все кастрюльки и горшки, какие вам понадобятся, или же одолжите их на кухне у Лори.

— Это кошачий горшок. Ночной, — отрезал Квиллер.

— Ну, я просто говорю, что ничего подобного не видывал, а я повидал уйму котовых горшков.

— Он удобный.

— Надеюсь, Коко и Юм-Юм опытные мореплаватели.

— Сколько мне помнится, они ни разу не плавали на лодке. Наброшу-ка я тужурку на их кутузку — на случай сильного ветра или брызг из-под винта. Вода на вид замечательно гладкая. Надеюсь, рейс будет не тряский. За Коко я не беспокоюсь, но у малышки желудочек нежный…

Беспокоиться, впрочем, не пришлось ни об одном из них. Остаток поездки сиамцы коротали, задрав головы, как прибрежные деревья, и возбужденно принюхиваясь. За время путешествия они познакомились с запахами озерного воздуха и воды, пристани, водорослей, чаек и бензина. Прибыв на остров, учуяли червей в ведерках, рыбу в корзинах, лошадей, запах ирисок и всюду — новизну: новый пирс, новый отель, новые лавки, торгующие новыми товарами, новая мостовая с черным покрытием и новые велосипеды. Их пытливые носы были буквально атакованы запахами кашеобразной массы туристов — молодых и старых, переростков и недоростков, умытых и неопрятных, здоровых и больных, подвыпивших и трезвых. Возможно, персональный радар Коко улавливал дружелюбие и агрессию и даже виновных и невиновных.

Что до Квиллера, он нашёл остров неприятно изменившимся по сравнению с той пасторальной картинкой, которая запечатлелась в его памяти. Он видел газетные фотографии, но оценить масштаб преобразовании по ним было нельзя. Берег озера окаймляли мачты парусников и надпалубные строения рыболовных траулеров. Паром — нечто среднее между шаландой и буксиром — выгружал отпускников с багажом; на другом же возвращались на материк туристы-однодневки, испещренные пятнами солнечных ожогов. Прямо на пристань глядел деревенский фасад нового отеля Грушевого острова, искусно состаренный так, чтобы выглядеть лет этак на пятьдесят. Он был трехэтажный, протяженностью в городской квартал, с галереей во всю длину. Реклама наговорила массу комплиментов этой дивной галерее и её пятидесяти креслам-качалкам. Позади отеля, образуя как бы темно-зёленый задник, росли высокие пихты и гигантские дубы, стоявшие здесь ещё до того, как первых потерпевших кораблекрушение выкинуло на берег.

Квиллер подумал: «Это первобытный лес, а сосны и травы бормочут: "Ай-ай-ай! Чего стряслось-то?!"»

К отелю примыкали ряды сельских лавчонок, каждая с коновязью. Глазевшие на витрины люди бродили по деревянным настилам, которые в рекламных целях именовались мостками.

— Это то, что господа из «XYZ» называют центром, — сказан Ник.

— Похоже на кинопавильон, — заметил Квиллер. — По крайней мере, у них хоть хватило ума не проводить по черному дорожному покрытию желтых линий.

— Точно. Дон Эксбридж хочет придать всему как можно более естественный вид. Единственные, кому здесь разрешены машины, — полиция, «скорая помощь» и пожарные, но из-за лошадей они не пользуются сиренами. Просто бибикают.

По всему побережью и впрямь стояла необычная тишина; вместо шума моторов слышался только рокот голосов, цоканье копыт, вскрики чаек да беззаботный смех молодежи.

Ник окликнул извозчика, погрузил багаж и сказал «гостиница "Домино"» старику, угрюмо скорчившемуся над вожжами. Тот, ничего не ответив, тряхнул вожжами, и лошадь тронула.

— А почему ты назвал свою гостиницу «Домино?» — спросил Квиллер.

— Ну, в двадцатых это был частный домик, а семья его владельцев просто свихнулась на домино. Мы купили домик со всей обстановкой, в том числе и с двумя дюжинами коробок домино. А моё полное имя, знаешь ли, Доминик, вот Лори и решила, что нам прямо суждено владеть этим домом и назвать его гостиницей «Домино». В любом случае это наша марка.