Пепел Клааса

Оглавление

Природа обманывает нас постоянно, ибо у неё собственные намерения, неподвластные разуму человека. Да и человек суть субстанция столь же переменчивая сколь и постоянная. Как и всё мироздание человек суть смесь земли, воды, огня и воздуха. То, что в нас от земли, легко узнаваемо в любое время, ибо меняется мало – это наше тело. То, что от воды – мысли наши, более переменчивы, хотя и более постоянны, чем душа и дух, которые суть ветер и огонь. Однако главное в человеке суть дух и душа, то есть субстанции весьма склонные к игре и непостоянству. Ваша душа кипела гневом мгновение назад, а сейчас Вы уже довольны и полны надежды, – врач выразительно посмотрел на фон Рабенштейна. – Вы уже не тот человек. Ваше тело осталось прежним, но выражение лица и поза изменились. В человеке главное то, что от огня и воздуха. Огню же потребно вещество, которое бы он, сжигая, превращал в самое себя. Воде необходимо русло для течения. Так и душе нашей и духу нужна пища. Душа должна волноваться, дух – гореть! Но ежели у духа нет пищи, он источает лишь дым.

Гогенгейм покачал головой, будто что-то взвешивая внутри себя.

– Агнесс, – произнёс он после некоторого колебания, – а вернее представление о ней, не есть то вещество, которое может питать дух Бальтазара. Он отправился в трудное путешествие и сейчас зрит перед собою только одну цель: достигнуть заветной часовни и спасти Агнесс. Но когда кусок серебра окажется в стене храма, он осознает, что стал иным… и цель уже не столь привлекает его, как прежде. Он изменился, пройденный путь преобразил его. Конечно, он станет упрекать себя в непостоянстве и неверности, но ничего не сможет уже с этим поделать. Он не сможет и не захочет налагать на себя руки, ибо дух его исцелён, а душа нашла новое русло.

С этими словами Гогенгейм потушил огарок свечи в подсвечнике. Рассвело. Замок купался в нежно-розовых красках восходящего солнца. Бледный луч играл в облачке дыма от погасшей свечи. Никто не нарушил молчания.

– Я был бы Вам признателен барон, ежели бы Вы приподняли завесу тайны и поведали об истоках недуга Агнесс. Её дух давно погас, а в теле обитает лишь горечь и боль. У всего есть своя причина.

– Рассказ мой уместится в несколько слов, – вздохнул фон Рабенштейн. – Агнесс – беглая монахиня. Да, да, она сбежала из монастыря. Влюбилась в Бальтазара и не смогла противиться искушению. С той поры несчастная чувствует гнев Божий на себе. Потому-то они и не обвенчались. Бедняжку мучают кошмары. Сначала только по ночам, теперь призраки являются посреди бела дня. Покойные родители приходят и проклинают её. Гнусные духи домогаются её, а затем стращают вечными муками.

За дверью послышался тупой удар. Шварц отправился посмотреть, что бы это могло быть, но едва дошёл до стены, как услышал знакомый голос, доносившийся словно из подземелья:

– Святая Анна! Святая Анна, молись обо мне!

Мартин бросился во двор. Конрад устремился за ним, но Гогенгейм остановил:

– Оставьте беднягу, рыцарь, – сказал он с сочувствием. – Ему нужно побыть одному. Право, зря он подслушал нашу беседу. Человеческое ухо не всё способно вынести. Я вам советую: не слушайте всего, что слышите.

Четвёртое проведение. Третий голос

И будет в те дни:

Даже дряхлые старики выйдут посмотреть на удивительное шествие, матери с грудными младенцами на руках станут протискиваться сквозь красно-зелёные толпы, колышущиеся на площадях в тревожном ожидании. Наконец, зелёная с лиловой головой колонна возвестит своим появлением перелом, которого так долго будут опасаться и неизбежность которого будут понимать тонко чувствующие люди всех сословий. Среди таковых окажется Омар и почти все Посвящённые, коим предстоит сомкнуться в то утро лиловой фалангой вокруг Зала Премудрости.

«Может быть, предки мои ошиблись, позволив талантам из Середины и Низа переходить в сословие Посвящённых?» – подумает Омар и сразу же опровергнет себя:

«Иначе они не могли поступить, начался бы застой. А теперь? Кажется, начиналась революция».

Впереди пойдёт Начикет с Образом, за ним – Юлия, Александр и Артур, каждый держа одну из частей Летописи. Тяжелее всего придётся Артуру, которому достанутся деревянные дощечки. Юлия будет нести перед собой на вытянутых руках, точно четырехугольное окно в мир иной, пухлую тетрадь с чёрной обложкой. Александр благоговейно представит толпе тетрадь зелёного цвета.

За вождями последуют художники-вольнодумцы с цветочными сосудами. «Сколько же их на самом деле!» – подумает Омар, и беспокойство его усилится.

Начикет вступит под арку, разделяющую верхний и средний ярусы, а зелёные плащи всё ещё будут струиться из под сводов библиотечной оранжереи. Смятение среди Лиловых выдаст грозовая туча над Залом Премудрости, над остальным Городом ясное небо останется чистым, хотя северный ветер усилится.

Осознавая опасность промедления, Посвящённые некоторое время будут оставаться в бездействии. В их распоряжении окажется слишком мало сведений о случившемся. Несомненны лишь разрозненные факты: Начикет и Александр отправились в оранжерею, Александр должен был убедить Начикета обнародовать результаты исследований ради предотвращения раскола среди Сословий. Но Омар не узнает заблаговременно случившегося в библиотечной оранжерее, как, впрочем, и содержание беседы Артура с Начикетом той же ночью. Верховный Посвящённый проснётся от сильной грозы. Вода зальёт покои: на полу, на столе, повсюду будут лужи. Он выглянет на улицу и увидит Юлию. «Наверняка, с ней опять случился приступ», – подумает Омар и пошлёт за Начикетом. Мудреца в библиотеке не окажется. Александр тоже пропадёт. Вскоре Омару сообщат, что Начикет в Доме с Образа, а Александр направляется туда же. «Что произошло? – спросит себя Верховный. – Что они задумали?»