Режим бога. 2-я книга[СИ]

Оглавление

Равнодушных не было!

Зато был потом общий стол, разнообразные тосты и шутки… атмосфера быстро стала, какая-то, домашняя и неофициальная…

Щелоков опять снял мундир и галстук, и превратился в удивительно компанейского человека, в общении с которым, иногда, удавалось даже забывать, что он - министр МВД СССР.

Однако, поистине, ЦАРИЛ за столом Клаймич! Немногословный вначале, он незаметно завладел вниманием всех присутствующих. Многочисленные истории про артистов и рассказы про случаи на гастролях, сделали его тамадой стола.

А его тост за Щелокова, который неспроста смог разглядеть юный талант, видимо, "уважаемый Николай Анисимович сам не чужд творчества", являлся и вовсе верхом гениального лицемерия!

Историю о том, что Щелоков на досуге увлекается живописью я хитромудрому Григорию Давыдовичу, как-то, пересказал сам, со слов Чурбанова. Вот Клаймич удачно к тосту, знание этого эпизода, и приплел.

Как и на моей первой встрече со Щелоковым, Чурбанов снова ухватился за эту тему и стал рассказывать о таланте шефа. Министр отмахивался и называл свои пейзажи "мазней", а те кто видел работы горячо возражали.

Не знаю… не видел… конечно, льстили, как иначе… но может и, на самом деле, все не без таланта.

- Я одну картину по полгода пишу, если бы был художником, то давно с голоду помер… - отмахивался Щелоков.

Чувствуя, что начал выпадать из центра внимания, я решил это дело срочно поправить:

- Вот тут вы совсем неправы, Николай Анисимович… - пробурчал я, жуя сельдь "под шубой".

Министру редко сообщают, что он в чем-то "неправ", тем более "совсем", поэтому на мне сразу скрестились заинтересованные взгляды присутствующих.

Я шустро прожевал "шубу" и, крутя вилку, пояснил свою мысль:

- Вот один художник, как-то жаловался другому: "- Пишу, говорит, картину за два дня, а продать не могу два месяца… А второй ему и отвечает: - А ты попробуй писать картину два месяца, тогда и продашь ее за два дня"!

Общий одобрительный смех! Щелоков - громче всех…

Когда народ поел и выпил,а эмоции слегка улеглись, я "вспомнил", что у нас есть еще одна песня, и "дорогие женщины", вполне могли бы под нее потанцевать.

Идея была встречена с горячим одобрением и мы снова перемещаемся в кинозал, где стоит вся музыкальная аппаратура.

По пути, встревоженный Клаймич интересуется у музыкантов, в состоянии ли они сейчас играть, но, закаленные в кабацких халтурах, ребята только усмехаются. А слегка выпившая Валентина, кажется, поет лучше Валентины трезвой!

…Я уже не та, что была ещё вчера,
Я уже давно поняла - любовь игра.
Всё, что я забыть не могла, забыть пора,
Только, почему-то, мне хочется помнить!..

В зале горит только треть ламп и интимный полумрак создает романтическую атмосферу. Голос страдающей, от неразделенной любви, женщины звучит проникновенно и печально. В манере исполнения нет ничего общего с хабалистой Любой Сицкер. Никто, конечно, не танцевал - женщины откровенно взгрустнули. Ирина Петровна положила голову на плечо мужу, Светлана Владимировна взяла Щелокова за руку, а жена главного сочинского милиционера, Анастасия Валентиновна, прижалась к мужу…

…Манит, манит, манит карусель,
Карусель любви - неверная подруга,
Манит, манит, манит карусель,
И на ней никак нельзя догнать друг друга…

Отзвучали последние звуки музыки… Молчание…

- Как же ты, мальчик, смог так, за женщину, написать? - негромко спрашивает, в наступившей тишине, Светлана Щелокова.

Боясь спугнуть зыбкую атмосферу мечтательности и грусти, опустившуюся на присутствующих, и опасаясь "промахнуться" с ответом, я, так же негромко, сказал:

- Маму представлял… как папы не стало… уехал в Африку и все… не забыть… и не догнать…

Мужчины начали отводить глаза, у женщин они заблестели… Ирина Петровна оторвалась от мужа, подошла ко мне и крепко обняла…

"Да, батенька, вы - циничная сволочь… И отлично это сознаете…".

- Значит, так!.. - громко и уверенно произносит Щелокова, - командую, как младший сержант медицинской службы… Отставить грусть - шагом марш, всем, пить чай с эклерами!..

Сладкая полудрема закончилась. В номер, с шумом и грохотом ввалился МАМОНТ! То есть Леха…

- Вставай, давай!.. А то и обед проспишь, морда талантливая… - деловито поздоровался "старший брат", - Клаймич звонил, сейчас приедет. Он тут рядом в санатории Ленина…

Стеная и жалуясь на горькую судьбину, я поплелся в ванну, а когда вышел, Леха и Григорий Давыдович уже приканчивали вторую бутылку "Боржоми"…

- …Вера все нормально восприняла, - отмел мои опасения Клаймич, - пока ансамбля полностью нет, отдельных солисток показывать неразумно.

- У нас не только солисток нет, - констатировал очевидность Леха, - у нас и музыкантов нет… ну, кто там будет на гитарах, барабанах…

- Хороших музыкантов набрать, все-таки, попроще, чем хороших солистов, - задумчиво протянул Клаймич, - мы с Николаем тут прикинули несколько достойных кандидатур… У нас получилось по два-три варианта на одно место… кто-то, да согласится… Потом можно будет корректировать. В конце концов, это будет, всего лишь, вопрос денег…

Клаймич многозначительно посмотрел на меня.

Я спокойно кивнул.

- Рассказал девушкам, как вчера приняли наши песни! Воодушевились все… Кстати, Витя, я заметил, что Альдона, по-прежнему, проявляет немалый интерес к нашему прожекту…

"Бlя!.. Да, ладно?!".

Клаймич ждал ответа…

- Так вы же сами взялись с ней поговорить, Григорий Давыдович? - изображаю "святую простоту".