Режим бога. 2-я книга[СИ]

Оглавление

Димон с нездоровым интересом рассматривает голых скульптурных баб, а Леха просто смотрит перед собой.

Наконец, после утрясания еще каких-то мелочей, Клаймич скрывается за большой белой двустворчатой дверью с золотыми ручками и, через несколько минут, возвращается с пятью пачками десятирублевых купюр. По знаку Николая, Леха принимает деньги и, не считая, прячет их в "дипломат", который Завадский захватил с собой из дома, "для солидности".

- Вы не пересчитаете? - вяло любопытствует Клаймич.

- А нужно? - недоуменно интересуется Завадский.

Коля сегодня великолепен! Осознав, что мы выиграли, он ведет свою партию безукоризненно.

Все вопросы выяснены, все условия согласованы, деньги переданы и получены - мы откланиваемся.

- Виктор, - Клаймич, уже в прихожей, проникновенно смотрит мне в глаза, - значит мы можем рассчитывать, что это наше взаимовыгодное сотрудничество не последнее?

- Однозначно, - лаконичностью ответа я опять соревнуюсь с древними спартанцами…

***

Николай снова в ударе!

В начале "званного" вечера, у нас дома, когда все еще чувствовали естественную скованность, он толкнул такую речь, обо мне таком замечательном и неповторимом, что прослезились и мама, и дедушка, и сам Завадский!

Пока Николай вдохновенно говорил, я задумчиво потягивал из бокала холодный "Тархун". Когда же все выпили, уж конечно не "Тархун"(!), а некоторые из присутствующих промокнули салфетками глаза, я встал:

- Спасибо тебе Коля… Я, как говорит дедушка - "на алаверды"…

Прочитал в одной книжке, что когда приходит время умирать, то каждый вспоминает не напрасно ли он жил…

Присутствующие перестали закусывать и удивленно уставились на меня. В маминых глазах зажглась тревога.

- У меня планов умирать нет, - я дурашливо хихикнул и обстановка за столом сразу разрядилась - народ заулыбался, - но если мне завтра на голову упадет кирпич, то я, все же, прожил даже эти 14 лет не зря. Пусть Саша - твоя дочка, будет счастлива! Пусть будет счастлива вся твоя семья…

У Завадского опять на глазах выступили слезы.

Я обернулся к деду:

- Дедуль! Я не знаю, что значит воевать. Но когда смерть оказывается рядом, человек меняется. Это я уже точно узнал на себе. Я - изменился. Может это и не хорошо, но это произошло. Я стал взрослым. На войне, наверное, взрослели так же…

У деда заблестели глаза, он опустил голову.

- Вы простите меня, если я иногда веду себя не так, как вы ожидаете. Просто, я как-то сразу повзрослел тогда… И это не проходит… как я не стараюсь.

Мама неотрывно смотрит на меня и из ее глаз катятся слезинки.

Сопит дед. Отвернулся Николай. У Димона лицо, как застывшая маска. Леха смотрит в сторону, крепко сжимая огромные кулаки.

Мама порывисто встает и крепко прижимает меня к вздрагивающей груди.

Я делаю вид, что тоже плачу, плечи вздрагивают, я всхлипываю.

"Какая же я сволочь…".

***

Ужин начавшийся "за упокой", сначала перешел "за здравие", а затем превратился в удивительную пьянку! Казалось, все присутствующие одновременно отпустили тормоза… И понеслось: выпили, закусили и снова выпили…

Николай, уже не совсем трезвым голосом, победно стал рассказывать маме и дедушке о наших выдающихся "музыкально-финансовых успехах"! А уж когда на стол были выложены и торжественно переданы маме ПЯТЬ ТЫСЯЧ РУБЛЕЙ(!), то дальнейшее отмечание успехов понеслось вихрем! Народ сильно расслабился и я тоже позволил себе лишнего, втихаря выдул на кухне грамм пятьдесят водочки и шустро отправился обратно - закусывать.

Дальнейшее, непривычный к алкоголю подростковый организм, запомнил какими-то урывками: вот мы все вместе, под дирижерство деда, поем, почему-то, "День Победы"; вот Николай аккомпанирует на пианино, а я пою "Семейный альбом", пародируя акцент Пьехи; вот я, Леха, Димон и Завадский хором изображаем вторую записанную песню - "Городские цветы", а я всех уверяю, что ее непременно должен исполнить только Боярский… Потом они снова за что-то пьют, а я снова отлучаюсь на кухню. Потом мы всей гурьбой идем до Лехиного дома, потом, вроде возвращаемся… А потом… занавес.

***

В Сочи мы уезжали на фирменном экспрессе "Северная Пальмира".

Волнующая атмосфера вокзала, над вагонами дымок от сгораемого в титанах угля, крики носильщиков и плотная суета на перроне - я, почти, задыхался от давно забытых воспоминаний и ностальгии! Как же давно все это было. Как же я все это любил…

Нас с мамой никто не провожал. Да, и кому было провожать?! Дедушка был на работе, Леха с Димоном устраивались в соседнем СВ, а Завадский с женой Светланой и дочерью Сашей заняли целое купе в паре вагонов от нашего.

Именно так… В Сочи мы поехали все вместе! Ну, Лехе надо было ехать, по-любому, на суд. Благо на работе не возникло проблем с июлем "за свой счет", а в августе у "Большого брата" и так был очередной отпуск. Димону, вообще, нечего было делать до самого сентября. А безработному Завадскому, сам бог велел, вывести семью на море, после всего происшедшего.

Деньги тоже у всех были. Тут уже я проявил хитроzопость. Впрочем, помог мне в этом Коля Завадский.

Оказывается, у нашего клавишника, аранжировщика, звукооператора и кто он там у нас еще, знакомый играл на "клавишах" в коллективе у Боярского. Николай, несмотря на пьянку, запомнил мои слова, что "Городские цветы" хорошо петь голосом "как у Боярского". А уж там - дело техники…

Разнообразием хорошего песенного репертуара "Главный мушкетер страны" избалован не был, учитывая более, чем скромные, вокальные данные, поэтому договориться о встрече труда не составило. Правда поехал я на нее один. Ибо был план…