Слава, любовь и скандалы

Оглавление

— Надеюсь, свет не уйдет, — озабоченно пробормотал Билл.

— Не волнуйтесь. Я заставила мужа пообещать, что он закончит работу ровно в пять, и напомнила ему об этом за завтраком. Он редко соглашается на это, но если мне удается добиться от него положительного ответа, то он всегда выполняет обещания.

— Мы вам крайне признательны, — произнесла положенные слова Мариетта и взмолилась про себя, чтобы за очередным проявлением благодарности с ее стороны последовало появление Мистраля. Пикассо работал с ними целый день, а Мистраля едва уговорили на несколько часов во второй половине дня.

— Что вы, не стоит. Я многолетняя читательница вашего журнала. Во Франции я получаю его по почте, — улыбнулась Кейт, воплощение жены великого художника. Она провела всю группу по дому, продемонстрировала просторные, в соответствии с модой несколько пустоватые комнаты с выбеленными стенами, высокими потолками и выложенными сверкающей восьмиугольной терракотовой плиткой полами. Корзинки с высушенной лавандой стояли среди изысканной антикварной мебели. Кейт выделила комнату для Тедди, где она могла переодеваться между съемками. Группа ждала художника больше часа, сидя в уютных креслах в увитой виноградом беседке и потягивая из высоких стаканов лимонад с ароматом черной смородины.

Кейт Мистраль не обращала внимания ни на кого, кроме Мариетты Нортон. Она обладала врожденной способностью сразу выделять из любой группы самое важное лицо и поэтому теперь говорила только с редактором отдела моды. Она хотела продолжать рекламную кампанию в самых модных изданиях, чтобы публика не утратила интереса к работам ее мужа.

Пока Кейт мило болтала с Мариеттой, сидя на плетеном диванчике, остальная группа расположилась в отдалении. Только Тедди осталась стоять в своем платье из белого джерси без рукавов от Анны Фогерти. Верх платья был заложен в мягкие складки и образовывал глубокий вырез в форме буквы V. Пышная юбка прикрывала ноги почти до щиколоток.

Чтобы подчеркнуть иллюзию того, что Тедди — одна из танцовщиц невидимого кордебалета, Мариетта украсила ее талию плотным золотым поясом. На ногах у модели были золотистые туфельки без каблуков, а повязка такого же оттенка удерживала массу ее солнечно-рыжих волос. В этом платье Тедди выглядела словно невесомая и переливающаяся снежинка посреди жаркого лета. Наряд — теоретически — не мялся. Но Берри не разрешила ей присесть, потому что верхнюю тонкую юбку поддерживали восемь накрахмаленных нижних. Мало ли что. Поэтому Тедди осторожно прислонилась к стене и аккуратно тянула напиток из стакана, который держала для нее Берри. Не хватало только капнуть розовым лимонадом на это платье, думала Тедди. Удивительно, но у нее дрожали руки. Почему, черт побери, он не выходит?

— Лихорадка перед выходом, — сочувственно пробормотала Берри, удивленная тем, что Тедди так нервничает. С Пикассо и Матиссом Теодора вела себя так, словно познакомилась с ними еще в детстве.

— Как мои брови? — спросила Тедди.

— Все еще на месте, — успокоила ее Берри.

Стиль 1952 года предписывал иметь широкие, изогнутые и очень черные брови, которые должны были располагаться намного выше, чем природные. Ни одна модель, даже Тедди, не могла пренебречь этой деталью. Но в отличие от остальных девушек Тедди не позволила ни сбрить, ни выщипать ее светло-рыжие брови. Она покрыла их слоем крем-пудры и нарисовала фальшивые повыше. На это ушло не меньше получаса.

— У меня такое жуткое чувство, что они потекли.

— Не беспокойся, я тебе скажу, если это случится.

Высокие двери мастерской распахнулись, и Жюльен Мистраль медленно вышел к ним. Он неторопливо прошел по краю бассейна, на ходу вытирая испачканные краской руки о тряпку, торчавшую из кармана его вельветовых брюк. Кейт познакомила его с Мариеттой Нортон, а затем попросила ее представить своих коллег. Мариетта, обескураженная воинственным обликом Мистраля и его очевидным желанием оказаться совсем в другом месте, поторопилась выполнить просьбу хозяйки дома, называя своих сотрудников только по именам. Пожимая руку Тедди, Мистраль посмотрел на нее несколько пристальнее, чем на остальных.

— Заходите в студию, — сказал он по-французски. — Давайте побыстрее закончим с этим.

Все его поняли. Берри учила французский в школе, Мариетта знала кое-что благодаря показам мод в Париже, на которых она бывала дважды в год. Тедди французскому научила мать, а Билл общался с французскими фотографами.

В огромной мастерской никто не проронил ни слова. Там царил особенный, величественный беспорядок, по сравнению с которым хаос в студии Пикассо казался банальным.

Только Билл, костеря на чем свет стоит необходимость выбирать между тем, чтобы посмотреть картины, и между уходящим дневным освещением, сохранил способность двигаться. Остальные замерли, застенчивые и робкие, словно школьники, не осмеливаясь произнести ни слова, потому что любая оценка показалась бы глупой перед величием картин. Каждое полотно показывало иной мир, в котором повседневные, привычные вещи становились волшебными. Внутреннее видение художника преображало их, и тот, кто смотрел на картину, как будто видел окружающий мир впервые.

Наконец Билл выбрал место для съемки.

— Иди сюда, Тедди, — он взял ее за руку. — Встань рядом с этим господином и сделай вид, что тебе весело.

Мистраль нетерпеливо ждал у мольберта перед пустым холстом.

Вспомнив, что она все-таки профессионал, Тедди довольно непринужденно подошла к художнику, ее юбки заколыхались, как театральное оперение Царевны Лебедь. Мистраль был таким высоким, что ей пришлось поднять голову, показывая длинную, точеную, белоснежную шею. Никогда раньше она не чувствовала себя такой маленькой рядом с мужчиной, думала она, чуть покачивая головой, оттянутой назад массой тяжелых волос. Цвет ее глаз не сумел бы определить даже Мистраль, в них словно плескались сумерки. Ее улыбка завораживала.