Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая.

Оглавление

– Тысячи с две будет… Больше трёх сотен рыцарей…

Кони воеводы и сотника с ходу включились в общий ход, догоняя отряд. Так на скаку и разговаривали, перекрикивая звон металла, неизбежный при быстром передвижении оружных воев, и тягучий стук копыт по не скованной морозом дорожной грязи.

– Разделились на две колонны. Одна в преследование пошла, вторая пытается путь перерезать. Сразу в сторону города, через поля…

– Не увязнут в пашне?

– Поля не смёрзлись. Могут застрять. А могут и пройти.

– Но не у ворот же они станут… – недоверчиво, даже с непонимающим смешком, сказал Русалко, с трудом принимающий такую наглость франков за реально возможное положение.

– Они могут и у ворот, – отозвался Веслав. – Если позади ещё кто-то идёт. А если не идёт… Тогда всё зависит от командира отряда. Решит нас напугать, и к воротам подойдёт. Только мы уже давно пуганые. У кого конь побыстрее?

– В Старгород? – вопросом на вопрос ответил один из дружинников охранения, тонконогий конь под которым даже по первому взгляду показывал, что способен легко уйти от всех.

– Гони… – послал воевода воя вперёд. – Стрельцов на стены. К нашим воротам дружины поболе, пеших. С закатных ворот вывести конницу засадным полком, Тысячи три, и пусть в роще ждут. Момент будет, сами увидят – франкам в спину.

Вой ударил коня пятками, пригнулся к гриве головой, свернул с дороги на обочину, где земля была крепче, и даже не оттаявшая, и вихрем, поднимая с травы снежную пыль, умчался в нужном направлении. Охранение вместе с воеводой и сотником Русалко поравнялось с носилками.

– На коня садись… – приказал Веслав сотнику Бобрыне.

– Что так? – не понял сотник приказа чужого воеводы, и заглянул за занавеску носилок. Гостомысл проснулся, и пил из баклажки мёд.

– Княжича своего в седло сажайте, с двух сторон придерживайте. Носилки бросайте здесь. Иначе нам не успеть. Догонят.

Бобрыню уговаривать долго не надо, он приказы привык выполнять сразу. Прозвучала короткая команда. Носилки поставили на землю. Несколько слов мало что соображающему Гостомыслу, но тот, несмотря на своё состояние, постарался, шатаясь, и с заметным усилием выбраться из носилок собственными силами. Однако на его старание и на слабые слова протеста внимания не обратили. Ловко подхватили под руки, подвели сильного коня из недавно захваченных у франков. Сам по себе конь не хуже и не лучше коня княжича. Но рыцарское седло с высокими луками способно удержать всадника, когда он желает упасть. В это седло и усадили, быстро привязали за пояс к лукам спереди и сзади. Ноги притянули ремнём к широкой двойной подпруге, призванной выдерживать тяжесть рыцарских доспехов.

– Мы готовы, воевода… Едем…

Теперь отряд приобрёл способность передвигаться быстрее, хотя в полную силу скакать бессознательный княжич, естественно, не мог. Носилки бросили. Коней погнали. С одного бока княжича поддерживал молодой дружинник Светлан, с другой не менее молодой дружинник Рачуйко. Эти два воя давно знали Гостомысла, и были всей душой ему преданы. И потому Бобрыня выбрал именно их, будучи уверен, что они, при необходимости, готовы собой, своим телом Гостомысла прикрыть… Светлан правой рукой ухватился за переднюю луку седла княжича, Рачуйко, с другой стороны, левой рукой за заднюю луку. Так и скакали, вывернув локти, и ими придерживая Гостомысла. Сам Гостомысл глаза закрыл, но в седле держался прямо, значит, не спал, хотя мало что понимал в происходящем, но пружинить ногами, упираясь в стремена, не мог, и потому княжича сильно трясло.

Надеялись опередить франков, которые пошли наперерез. Но не получилось. Эта стало понятно, когда по узкой дороге, растянув строй, миновали густой, почти непролазный лес, и выехали в чистое поле, отделяющее их от города.

Гонец, посланный воеводой, всё же успел, должно быть, прорваться и передать предупреждение, потому что навстречу рыцарской колонне франков спешно выходили из ворот оружные пехотинцы, и тяжелые конники выгров, занимали позицию на дороге и на примороженном зимнем поле вокруг неё, выстраивались рядами, ощетинивались копьями, и прикрывали строй круглыми щитами. Построение проходило спокойно, деловито, без суеты, и при этом достаточно быстро. Сотник Бобрыня сразу определил, что воевода Веслав свои дружины держит готовыми к бою и обученными. Хотя, может быть, воинов выводил и не воевода, а сам князь, который, судя по слухам, успевал везде.

Но франки атаковать пехотинцев тоже не спешили. Они уже поняли, что сумели опередить отряд воеводы, и заняли позицию между ним и городом, зная, что сзади походную колонну вагров вот-вот подопрёт вторая франкская колонна. И потому, просто выстроившись в поле, выжидали. Положение Веслава оказалось сложным. Другой бы на его месте увёл отряд в лес, где преимущество франков хоть в какой-то мере потерялось бы, и там уже они вынуждены были бы ждать удара в спину. По крайней мере, тогда удалось бы избежать таранной атаки тяжёлой рыцарской «свиньи». Но воевода рассудил по своему, и двинулся к городу, зная, что оттуда всегда быстро может подойти помощь, а под стенами, куда франки вынуждены будут попасть, стрельцы вагров представляют большую и убийственную силу, опасную для противника не менее, чем опасны для них оказались на берегу стрельцы-словене.

До сближения с первой колонной оставалось совсем немного, когда из-за спины отряда Веслава раздались звуки свирепых сигнальных рогов. Рыцарская конница передвигалась быстро, и догнала вагров, вынужденных замедлить ход, оставив их в середине, чуть ли не в окружении. Но Веслав надеялся на основные силы своей конницы, которая должна была бы уже занять позицию в недалёкой роще, и атаковать врага, когда это представится наиболее удобным, то есть, когда франки завязнут в сече. Здесь, возле Старгорода, погода была более морозной, чем на берегу Лабы. Подмёрзшее поле давало возможность сблизиться быстро, и вступить в бой на скорости. В этом случае, не сделав положение отряда Веслава более лёгким, засадный полк, имея численное превосходство, одновременно превратит состояние франков в угрожающее. Но, пока франки сами не начали активных действий, видимо, повинуясь команде князя Бравлина, стояли и пешие полки вагров, не вступая в бой. И даже стрельцы на стенах, имея полную возможность вести обстрел, пока не натянули тетивы. Война не объявлена, и князь не желал сам дать Карлу причину для объявления войны. Впрочем, Карлу обычно причина и не требовалась. Вернее, требовалась только одна единственная – его собственное желание, как правило, умноженное на желание его армий.