Ночь длинных ножей

Оглавление

После этого память его сохранила какие-то куски, и порядок того кошмара восстанавливался в сознании с трудом Осталось в памяти больше то, что было второстепенным — бетонное крошево, мелкая пыль на зубах… Развороченная, смятая пожарная машина… Заваленное обломками тело… Стеклянные, смотрящие вверх зрачки лежащего на спине сержанта… И назойливый стрекот автоматов, в который вклинивался грохот ручного пулемета.

Били боевики больше для порядка, не надеясь особенно никого достать — расстояние было велико. Им, в принципе, должно было хватить того, что они уже сделали… Но пули все же зацепили пару человек.

Алейников стрелял в ответ… Раненые стонали, те, кто мог стонать… И промедол тек рекой, выдавливаясь из одноразовых шприцев.

— Черт, помоги, — крикнул майор в сером камуфляже — замкомандира ОМОНа.

Алейников кинулся к завалу, пригибаясь… Извлекать было нечего. Размозженный труп…

— Черт, где подмога, — застонал омоновец, подхватывая ручной пулемет и посылая длинную очередь. С промзоны и домов продолжали стрелять…

— Рвануть к е… матери давно надо было те халупы! — майор послал еще одну очередь.

Алейников, один из немногих, кто четко понимал, что происходит и как действуют в таких ситуациях, пытался вместе с майором-омоновцем взять ситуацию под контроль, давал указания, вытаскивал из-под завалов людей, организовывал огневой отпор. Стрелял сам. Его руки и лицо были в крови. Он провел рукой по лицу, решив, что его задело пулей или осколком. Но это была чужая кровь…

Отдел остался без электроэнергии, связи. По носимой рации замкомандира ОМОНа, срываясь на хриплый крик, доложил о нападении на «Казбек-1» и «Спутник-1» — то есть в штаб группировки и управление УВД…

«20 часов 01 минута. Вызван ОМОН УВД МВД по ЧР для прочесывания домов, из которых велся огонь…»

Между темуходили минуты… Подмога все не шла. Как всегда — когда прижимает, вся военная машина разворачивается непозволительно медленно. А за медлительность на войне платят самым дорогим — человеческими жизнями.

— «Казбек», у нас двухсотые. И трехсотые. Пришлите вертолет, — твердил замкомандира ОМОНа.

Обстрел продолжался. Вертушек и подмоги все не было.

— Дома бы зачистить, — появился начальник временного отдела. Его качало, лицо и камуфляж были в крови. Он кричал, будто боясь, что его не слышат — признак контузии.

— Ни хрена. Людей больше терять не имею права, — крикнул замкомандира ОМОНа. — Местные омоновцы пусть подработают… Со своими бы разобраться…

«21 час 00 минут. Уточнены данные о потерях. 16 убитых, 52 раненых…»

«21 час 25 минут. У „Казбека“ запрошены вертолеты для вывоза раненых и медпомощи. Огонь по территории отдела прекратился».

«21.45 — повторно запрошены вертолеты…»

Вертушки все не шли. По рации сообщили, что на разблокировку движется колонна Челябинского ОМОНа. О ее приближении свидетельствовали автоматные и пулеметные очереди — омоновцы палили куда ни попадя, на малейшее движение.

А потом возникло какое-то сюрреалистическое дополнение к кошмару — к разгромленному райотделу двинулась толпа, чеченские женщины держали за руки маленьких детей. Перепуганные, возбужденные люди что-то галдели, требовали. И Алейникову вместе с подоспевшими местными омоновцами пришлось, как стоящему на своих ногах и более-менее целому, до хрипоты кричать:

— Разойдитесь по домам! Уходите, обстрел может возобновиться!!! Укрывайтесь в подвалах!!!

Челябинцы подкатили на броне. Они тоже пытались спасти из-под обвалов кого еще можно было спасти, организовали оборону и двинули группы в сторону сахарного завода. Темнело. Близилась полночь. А давно обещанных вертолетов все не было.

— Что они, вымерли, летуны? — воскликнул начальник отдела.

И тут опять захлопали выстрелы. Алейников спрятался за обломки автомашины и рубанул длинной очередью в ответ. Огонь велся теперь со стороны школы.

— Никак не успокоятся, ублюдки! — процедил заместитель командира ОМОНа.

Тут подоспел снайпер. Выбрав позицию, он ссадил бьющего со школы боевика. Очереди заглохли.

— Только бы этот последний был, — покачал головой замкомандира ОМОНа. На связь вышли военные…

— Приготовьтесь… Сейчас сделаем вокруг города огневой мешок…

— Отменить! — крикнул начальник райотдела. — Нецелесообразно!

Сообщение о вылете вертолетов пришло только в третьем часу. Взмыли вверх зеленые ракеты, обозначая место посадки, и темная пузатая туша «восьмерки», с грохотом зависнув на миг, тяжело опустилась на площадку…

Потом подошла колонна военных мотострелкового батальона, и расположение было разблокировано окончательно.

— Да, сделали нас, — покачал головой начальник Таргунского отдела, взгляд у него был очумелый, пустой. — Никогда себе не прощу…

Он был белым как мел. А когда глядел на выложенные в ряд, прикрытые простынями тела, рука его выразительно гладила рукоятку пистолета.

— Только не делай глупостей, — сказал Алейников, кладя ему руку на плечо.

Но глаза у того были совершенно дикими. Пока он руководил, обеспечивал разбор завалов, оборону, связывался с военными, то еще держался. Но тут пришло время подбивать итоги. И ощущение безвозвратности происшедшего свалилось на него, прижало к земле неподъемной тяжестью. И казалось таким удачным выходом — одно нажатие спускового крючка.

— Как я буду смотреть им в глаза? — как пьяный твердил начальник ВОВД. — Матери, дети. Как я им посмотрю в глаза?…

Среди выложенных трупов было тело начальника Таргунской криминалки. Алейников смотрел на него, и холод заползал куда-то внутрь. Жаль, что невозможно повернуть время назад и остановить мгновение, переделать все. И вспомнились заклинания этого человека — домой, домой. Он будто чувствовал свою смерть, и это предчувствие наполняло его тоской… Война. Череда лиц. Люди встречаются, знакомятся, разбегаются. Потом узнаешь, что их нашла смерть.