Конан, варвар из Киммерии

• Предыдущая
• 160/199
• Следующая

Беззаботно развевались флажки, поднимались к небу копья, они ехали, словно на званый пир.

Их было тридцать тысяч, и, как у всех гиборийских народов, они составляли основную ударную силу. Двадцать тысяч пехоты и арбалетчиков должны были расчистить дорогу для атаки.

Аквилонская армия ждала их в грозном молчании.

Не нарушая строя, арбалетчики начали стрелять, но стрелы их либо не долетали, либо отскакивали от прямоугольных щитов гандерской пехоты. Прежде сем арбалетчики подошли достаточно близко, меткие стрелы боссонских лучников расстроили их ряды.

После неудачной попытки ответить столь же убийственным салютом, немедийцы стали беспорядочно отходить. Их легкие доспехи не защищали от длинных стрел боссонцев. Немедийской пехоте, служившей лишь прикрытием для конницы, недоставало силы духа.

Арбалетчики отступали, их место в строю заняли копейщики. В основном это были наемники, поэтому командиры послали их на смерть без всякого сожаления. Они также должны были обеспечить подход конницы. Арбалетчики продолжали обстрел с флангов, копейщики двинулись вперед, за ними ехали рыцари. Потом пехота отступила и разошлась по флангам, чтобы дать дорогу коннице.

И конница ринулась вперед в тучу свистящей смерти. Стрелы, длинные, как копья, находили малейшую щель в доспехах и поражали всадников и коней. Кони падали, увлекая за собой седоков. Земля была устлана закованными в сталь телами. Конная лава сломалась и стала отступать.

Амальрик перестроил свое войско. Тараск бился мечом под знаменем алого дракона, но командовал, сегодня он, барон Тор. Амальрик сыпал проклятиями, видя лес копий над стальными шлемами гандерцев. Он надеялся, что его отступление повлечет аквилонских рыцарей в атаку и арбалетчики перебьют их с флангов, а остальное довершат, использовав численное преимущество, немедийские рыцари. Но аквилонцы не сдвинулись с места. Слуги таскали во фляжках воду из реки, а рыцари, сняв шлемы, выливали воду себе на головы. Раненые напрасно молили дать им напиться. Аквилонцы же, держащие оборону, пользовались горными источниками и не испытывали жажды в этот жаркий весенний день.

Ксальтотун с высоты Царского жертвенника наблюдал приливы и отливы стальных волн. Вот рыцари с развевающимися султанами пробились сквозь тучу стрел и наткнулись на копья и щиты пехотинцев. Над шлемами взметнулись топоры, а копья взлетели вверх, поражая коней и всадников. Гордость гандерцев не уступала рыцарской. Они вовсе не чувствовали себя посланными на убой во имя более благородного сословия. Это была лучшая в мире пехота с давними традициями, и ее закалку давно оценили по достоинству аквилонские короли. Ее ряды держались нерушимо, над шеренгами развевался штандарт со львом, а впереди всех рубился гигант в черных доспехах, и его окровавленный топор с одинаковой легкостью сокрушал и кости, и железо.

Немедийцы тоже были не робкого десятка, но так и не сумели разбить железный клин, а стрелы, летящие из кустов, безжалостно поражали их смешавшийся строй. От арбалетчиков сейчас толку не было, а копейщики не могли подняться на склоны, чтобы схватиться с лучниками врукопашную. Медленно, грозно отходили рыцари назад, и все больше коней без седоков металось между ними. Гандерцы не издавали победных воплей, они лишь плотнее смыкали ряды, заменяя погибших товарищей. Из-под их стальных шлемов струился пот, заливавший глаза, они еще крепче сжимали копья и с гордостью думали, что в их рядах, как простой пехотинец, сражается сам король. Аквилонские рыцари продолжали стоять в бездействии.

Подгоняя шпорами покрытого пеной коня, на вершину, прозванную Царским жертвенником, взлетел всадник и, глядя на Ксальтотуна потемневшими от гнева глазами, сказал:

— Амальрик приказал передать, что настало время для твоей магии, чародей. Там, внизу, мы гибнем, как мухи, но не можем прорвать неприятельский строй.

Ксальтотун, казалось, стал выше ростом, шире в плечах, он весь дышал неведомой грозной силой.

— Возвращайся к Амальрику и передай, чтобы он подготовил войска к атаке, но ждал моего сигнала. Прежде чем этот сигнал поступит, ты увидишь такое, чего не забудешь до конца жизни.

Рыцарь отдал ему честь словно бы против своей воли и, сломя голову, помчался вниз по склону.

Стоя возле мрачного камня, Ксальтотун поглядел вниз, увидел убитых и раненых, увидел залитый кровью аквилонский клин пехоты и готовых к бою рыцарей. Он возвел глаза к небу, потом посмотрел на девушку, брошенную на камень, и, подняв кинжал, украшенный древними иероглифами, начал произносить заклинание:

— Сет, бог тьмы, хозяин мрака, покрытый чешуей, кровью девицы и семиконечным знаком, я призываю сыновей твоих из глубин черной земли. О, дети бездны под красной и черной землей, пробудитесь и встряхните своими гривами! Пусть задрожат горы, и камни рухнут на врагов моих! Пусть потемнеют небеса над их головами, пусть земля разверзнется под их ногами. Пусть дуновение из сердца черной земли подкосит им ноги, отравит черным ядом тела…

Он замолчал, продолжая заносить кинжал. Порыв ветра донес до него рев бьющихся армий.

По другую сторону жертвенного камня стоял человек в черных одеждах. Глаза на его бледном лице были спокойны и задумчивы.

— Асурская собака! — прошептал Ксальтотун. — Ты что, смерти ищешь? Ваал, Хирон, ко мне!

— Позови их еще раз, ахеронская собака, — рассмеялся пришелец. — Да кричи погромче, чтобы они услышали тебя в преисподней!

Из рощи вышла по-крестьянски одетая старуха с распущенными волосами. За ней следом — огромный волк.

• Предыдущая
• 160/199
• Следующая