Конан, варвар из Киммерии

Оглавление

187

В глазах амазонки вспыхнули искры садистского удовольствия: вид съежившейся нагой девушки, казалось, добавил ей ярости. В мертвой тишине она приблизилась к рабыне, как пантера подкрадывается к своей жертве. В одной руке она сжимала остроконечный бронзовый кинжал. С лицом, ставшим кровожадным, Тута наклонилась над рабыней и занесла кинжал.

Как загипнотизированная, наблюдала Чабела за приближающимся кинжалом. Она знала, что надо вскочить и бежать, но не могла: ужас отнял у нее силу — она лишь беспомощно смотрела.

Но тут амазонка застыла, как будто ее сжали тиски. Подавляющая сила могучих рук парализовала ее. Клинок выпал из рук, ударившись о пол со слабым металлическим звуком. Приподняв ее одним могучим движением, Конан швырнул амазонку в дальний угол зала.

Конан прекрасно понимал, что задумала Нзанги. Но он не мог допустить гибель дочери короля Федруго, с другой стороны, он понимал, что Нзанги сочтет такое вмешательство подтверждением своих подозрений и обратит свою ревность либо на одного из них, либо на обоих. Он выдавил улыбку.

— Конечно, королева Тамбуру не столь расточительна, чтобы позволить убить свою рабыню за несколько капель вина, — сказал он, улыбаясь как можно любезнее.

Королева Нзанги смотрела на него холодно. Затем она сделала знак Чабеле, которая вскочила с пола и выбежала из комнаты. Напряжение спало. Конан вернулся на свое место. Чаши вина снова пошли по кругу, возобновилась застольная беседа.

Конан надеялся, что острый момент прошел. Он постарался утопить свои тяжелые мысли в сладком вине. Но не мог не заметить, что Нзанги время от времени смотрит на него сурово и задумчиво.

Как только Чабела вышла из зала, могучие черные руки подняли ее и быстро понесли. До того, как она успела закричать, ей вставили и закрепили веревкой кляп. А затем на голову натянули мешок. Руки связали за спиной. Ее быстро понесли куда-то по коридорам и лестницам. Наконец ей развязали руки, чтобы снова привязать над головой к медному кольцу, висевшему на цепи в потолке. После этого ее оставили одну.

Вскоре руки затекли и совершенно онемели, боль от веревок перестала ощущаться. Она слабо стонала в тихой комнате, моля, чтобы Конан узнал о ее положении.

Но Конан сам в этот момент нуждался в помощи. Он лежал на ковре в обеденном зале с закрытыми глазами, храпел, как далекий гром. Хотя он выпил мало, его вдруг охватила неожиданная слабость. Он подумал, с усилием собравшись с мыслями, что, вероятно, Нзангн что-то подсыпала ему — но, прежде чем он успел что-то предпринять, его охватил глубокий сон.

Нзанги скользнула по нему взглядом и приказала вынести из комнаты. Затем поднялась и пошла по коридорам в комнату, где висела Чабела. Пока она шла, ярость разгоралась в ее сердце подобно пламени в треножнике, и в ее суровых глазах вспыхивали искры в предвкушении предстоящего.

С головы Чабелы сняли мешок и вынули кляп. Перед ней стояла ехидно улыбающаяся Нзанги. Рабыня в ужасе вскрикнула.

— Кричи сколько хочешь, белокожая тряпка, — ухмыльнулась амазонка. — Это тебе нисколько не поможет!

Нзанги злорадно оглядела прекрасное тело висевшей перед ней жертвы. Затем выбрала кнут из висевших на стене пыточных инструментов. Великолепный из хвоста гиппопотама кнут лежал на полу, как свернувшаяся змея. Чабела смотрела на него с ужасом. Королева вновь неприятно улыбнулась.

— Губы Конана никогда тебя не пугали, — сказала она. — Так испугает поцелуй моего любимца. И никогда его руки не ласкали, как приласкает кнут.

— Что я сделала такого, за что вы меня так мучаете?

— Ты отняла у меня сердце Конана, — крикнула Нзанги. — Я никогда не знала такого мужчины. Но его руки сжимали тебя в ласках, его губы оставляли пылающие поцелуи на твоей белой груди… Но я знаю, когда тебя не будет, он вернется ко мне и будет любить всем своим могучим сердцем. Я сделаю его королем Гамбуру — этого не добивался ни один мужчина за тысячу лет! — она щелкнула кнутом.

— Это неправда, — простонала Чабела. — Он ни разу не коснулся меня!

— Ты лжешь! Но поцелуй кнута вырвет из тебя правду!

Нзанги отвела руку назад, и кнут, свистнув, обвил талию Чабелы. Девушка вскрикнула от острой боли. Кнут оставил алый след, из которого медленно сочились капли крови.

Нзанги медленно отвела руку для следующего удара. В комнате было слышно лишь порывистое дыхание Чабелы.

Снова свистнул кнут, и крик страдания вырвался у девушки, когда он обвился вокруг ее бедер. С кровавым вожделением, исказившим ее прекрасное лицо, глядела Нзанги на извивавшуюся девушку. Она ударила снова, теперь ее эбонитовое тело блестело от мелких капелек пота. Вновь вскрикнула Чабела. Королева улыбнулась, облизав полные губы.

— Кричи в свое удовольствие, хилая рабыня! Никто тебя не услышит. Конан лежит в глубоком сне, из которого ему не вырваться несколько часов. В целом мире нет никого, кто бы помог тебе!

Она собиралась продолжить истязание, пока девушка не умрет под кнутом…

Чабела не представляла себе, что кожа может выдерживать такие пытки. Привыкшая к роскоши придворной жизни, она никогда не испытывала настоящей боли. А теперь под ударами кнута ее тело страдало от боли, а душа от унижения.

Зингаранская знать держала черных рабов, и Чабела знала, что их наказывали за подлинные или мнимые поступки, как это сейчас было с ней. Но в самых диких снах она не могла представить, что роли могут поменяться и черная женщина будет истязать ее, как последнюю рабыню с зингаранских плантаций.