Метаморфозы: таракан

Оглавление

…

Бравин вновь и вновь обходил по периметру широкую полосу песчаного берега в поисках. Что он искал? След. Вспышку. Эмоцию. Что-нибудь, что даст ему зацепку. Конечно, сотни людей, выносивших трупы, собирающих трофеи, подсчитывающих потери, стерли многое. Но слишком мало времени прошло, слишком резкий выплеск эмоций выбрасывают люди и Алифи перед смертью. Они уже ушли к свету, а песок все еще хранил память об их последних мгновениях жизни. Редко кому удается уйти к свету спокойно, не думая о родных, не желая смерти своему убийце, не стремясь задержаться. Вот и выбрасывает в эфир мозг умирающего последний посыл, квинтэссенцию себя. Там боль и страх смерти, любовь и желание жить, мечты и последняя надежда, обида и разочарование смешиваются в тягучий коктейль с умиротворением и очищением. Бравин до оторопи не любил приходить в такие места и слушать песни смерти, но сейчас у него не было выбора. Он в который раз провел пальцами по скрученному локону человеческих волос. Он искал совпадение. И не находил.

Он чувствовал сотни смертей, страшных, болезненных, долгих или мгновенных, но не находил ту одну, ради которой он и пришел на этот берег. Что-то было не так. Чего-то не хватало. Он окинул взглядом широкую полосу песка, перепаханную и до сих пор сохранившую цвета человеческой и нечеловеческой крови. Взгляд скользил, не останавливаясь на валяющихся обломках, обрывках, остатках металла, дерева, плоти. Не то, все не то. Ему нужны были не они. Бравин чувствовал, что-то ускользает от его внимания. Наибольшее количество потерь обе стороны понесли в центре пляжа, каждая кочка, каждая песчинка здесь была пронизана смертью. Песня смерти здесь не бежала тонким ручьем, а гремела горным водопадом в сотни и сотни голосов. Если объект поисков погиб в центре, эманации его смерти не заметить. Искать здесь — бессмысленно. Всю остальную часть он осмотрел, причем не один раз. Разве что…

Бравин посмотрел на края песчаного пляжа, где он переходил в заросшее камышом болото. Вероятность того, что кто-то решил спастись этим путем, была невелика. Но проверить все-таки стоило. Он шел к самому западному краю поля сражения, когда заметил странное место чуть в стороне. Оплавленный песок с неровными вмятинами, оставшимися от тел. Бравин безошибочно угадал не только работу шаманов, но и то, как это было сделано. «Тяжесть неба» — поэтическое название для столь беспощадного удара. Жертв было немного, их голоса были чисты и отчетливы, их эманации сохранились очень хорошо. Яркий белый всполох. Старина Эллендир. Неплохой командир, за долгие годы уже порядком уставший от службы и любивший подчеркивать это в любых местах и в любой беседе. Что же. Теперь будет вечность, чтобы отдохнуть. Бравин поднес пальцы правой руки к переносице и сделал прощальный жест, протянув руку к небу. Несколько серых проблесков, глухие голоса страха, паники, безнадежности. Люди. Проскочили нотки ярости и решимости. Возможно, среди людей здесь было несколько не самых плохих парней. И где-то на самой границе восприятия — легкий тон бравады, упрямства и жгучей злости. Вот оно. Совсем слабое, но знакомое ощущение. Все-таки — здесь. Бравин с трудом сдержал желание повторить жест прощания. Люди этого недостойны. Но — жаль. Владыке Энгелару не суждено получить добрые вести.

— Барр Бравин?

Это Ллакур, старший Карающий, командир группы из шести Алифи, сопровождающих Бравина. Сильные, безудержно смелые, отчаянные, умелые воины, разведчики, убийцы. Рыцари света были острым мечом Алифи, звенья Карающих — кинжалом с ядом. И неправда, что силы света не имеют морального права использовать такое оружие. Все одинаково высокие, жилистые, в плащах-хамелеонах, капюшонах и полумасках. Говорили, что жертва может увидеть такого убийцу один раз на тысячу случаев и то, только потому, что Карающий этого захотел.

— Да, Ллакур.

— Пойдемте со мной.

Он провел мастера заклинаний чуть дальше, там, в траве лежали неубранными трупы нескольких Рорка и лошадей, видимо оставшиеся незамеченными. Тела раздулись и изрядно воняли. Увидев одного из них, с разорванной головой, Бравин опешил.

— Там еще один.

Увидев то, что осталось от лошади и всадника, Алифи присел, внимательно изучил место, потом развернулся и, бросив спутникам, что пора возвращаться, скорым шагом пошел к тропинке наверх. Мозг живых существ не взрывается изнутри и не разносит в клочья свою черепную коробку. Кости не перемалываются в кашу. А магия Алифи не оставляет такого жгучего ощущения. Здесь он не чувствовал сходства с захваченным из дворца образцом, но это было неважно. Бравин не верил в совпадения, но все еще верил в удачу. Нет, ответа на поставленные вопросы все так же не было, но хоронить объект поиска пока было рано.

— Ответь мне, Ллакур, на такой вопрос. Представь, что ты человек, живешь среди чужих тебе существ. Незнакомых, жестоких, виновных во всех твоих бедах. Тебя бьют, пытают, приговаривают к смерти, но в последний момент отправляют на войну. Первый твой бой — кровь, смерть вокруг. Гибнут несостоявшиеся друзья, гибнут так и непонятые враги, гибнут все. А ты все равно остаешься жив. Что ты сделаешь?

— Я понимаю, о ком Вы говорите, барр Бравин. Алифи выполнил бы свой долг до конца. Но это Алифи. Они живут чувством долга. Рорка постарались бы убить как можно больше и уйти с врагами. Но это Рорка. Они живут чувством мести. Люди — другие. Глупый, но храбрый понадеялся бы на то, что ему зачтется геройство. Не зачтется. Трусливый и глупый постарался бы сбежать еще до боя. Отправили бы охотников и нашли. Умный постарался бы сбежать во время боя. И тогда нам нужно срочно начинать облаву, потому что он мог уйти далеко.