По ту сторону

Оглавление

Ночное купание не прошло даром: утром рассопливилась, чихала; потрогала лоб – похоже, температура. Выпила таблетку из Ларисиного «наследства», горячего молока – этот продукт у нас не переводился.

Барбара, видя, что я расхворалась, поинтересовалась:

– Али неможется те, касатик? Где ж тя хвороба-то нашла, а?

Я отмалчивалась – не рассказывать же ей, что холодную ванну приняла. Старуха прониклась сочувствием, приготовила мне снадобье – из того же молока, только с добавлением свиного жира и каких-то трав. Ничего, помогло.

– Гони печаль-тоску от себя – хворь и не пристанет, – выдала сентенцию «целительница». И хитро подмигнула.

Старой карге не чужды, оказывается, философские взгляды и кое-какие познания в психотерапии.

После напастей, связанных с простудой, лезть в речку не хотелось. По вечерам, перед сном, обтиралась влажной паклей – больше грязь, конечно, размазывала, но становилось легче. Во всяком случае, на душе.

На весь «табор» у нас имелся только один очаг – при кухне. Его каждый раз на новом месте сооружали из камней и обмазывали глиной. Когда дождило, над ним устраивали навес из парусины. На кухне Марта хозяйничала: варила похлёбку или бобы, заправляя блюдо салом. Однообразная стряпня до того осточертела – с души воротило. Впрочем, каждый волен готовить себе сам, в собственном котелке. Это иногда делали Зуко с Мадлен, а также Барбара – старуха частенько разжигала костерок поодаль от лагеря – варила «магические зелья», а может, кашу какую-нибудь.

У меня не было ни котелка, ни средств на его приобретение, а горячая вода позарез нужна. Надо… да нет – необходимо! – хотя бы раз в неделю помыть голову.

Я решила попросить Марту согреть немного воды.

Стряпуха сидела подле очага, держа на коленях деревянную миску с чёртовыми бобами, на которые и смотреть тошно; уплетала их, заедая сырым луком. Запашок стоял тот ещё.

– Битте, – вежливо сказала я, – их вилль… как это?.. хайс вассер – мне горячая вода нужна, ферштейн?

Марта прожевала, вытерла ладонью губы и… расплылась в улыбке.

– Schön, dass du willst, das verstehe ich nicht. (Красавчик, что ты хочешь, я не поняла)

Кто бы знал, как надоело мне это «schön»! «Красавчик» да «красавчик» – они что, других слов не знают?! Захотелось послать её подальше, но я сдержалась. Состроила ответную улыбку.

– Heißwasser (горячая вода), – повторила я, стараясь выговаривать правильно.

Марта встала, подошла вплотную. Игривая улыбка не сходила с её уст.

– Warum? – спросила она, дохнув луком, – Ich dich küssen besser (Лучше я тебя поцелую).

Я невольно отпрянула: что она задумала? Никак, целоваться лезет. Не увидел бы её ревнивый муженёк… Чёрт! Так и есть – Себастьян тут как тут! Грозно сверкая глазами, достал из-за пояса нож – показал мне, потом отвесил смачную оплеуху супружнице – та в крик, и бежать! Себастьян ещё раз пробуравил меня глазами, спрятал нож и пошёл вразвалочку к своему фургону.

Господи, боже ты мой! Не хватало только из-за какой-то дуры получить ножом в живот.

Тяжело вздохнув, я отправилась к Барбаре: просить согреть мне воду.

3

Одно курьёзное происшествие нарушило наше довольно-таки скучное времяпровождение. Я узнала, что в ближайшее воскресенье состоится суд. Но не над убийцей каким-нибудь или вором, даже не над колдуном или ведьмой, что само по себе нелепо, а над… ослом. Длинноухий «преступник» обвинялся, ни много, ни мало, в непотребном и развратном поведении, а именно – в мужеложстве! Уж не знаю, ставили ли в вину этому негоднику-ослу насильственные действия по отношению к его партнёрам, или речь шла о добровольном совокуплении, только животное привлекалось к ответственности по всей строгости закона.

Мне когда-то давно приходилось слышать или читать о средневековых судах над животными, но до этого процесса я воспринимала такие судилища смешной нелепостью, чем-то вроде анекдота. Ну не могут на полном серьёзе взрослые люди заниматься подобной чепухой!

Так думала я, представляя себе процесс, где на скамье подсудимых стоит (лежит, сидит) какой-нибудь кабанчик или петух (помните анекдот советских времён, в котором петуха посадили по политической статье – пионера клюнул).

На самом деле почти так и было. Рыночная площадь, забитая битком жадными до зрелищ горожанами, высокий суд, представленный строгого вида человеком, облачённым в сине-белую горностаевую мантию, и стоящий у столба подсудимый – обыкновенный серый, буроватый в холке осёл.

Барбара, которая, собственно, и привела меня на необычный процесс, помогла протолкнуться в первые ряды зрителей. Она же, как могла, переводила мне, плохо понимающей немецкую речь.

Судья огласил обвинение. Признания или отрицания вины у подсудимого, естественно, не спросили. Перешли сразу к допросу свидетелей.

– Он эта… ничего такого, ваша честь, – растолковывал судье хозяин осла. – Однако ж, ему пары-то нету, ослицы то есть… Не стерпел, сердечный, и вона что вышло…

Хозяину было явно жаль собственную скотину. Но судья строго заметил что «непотребство не извиняется отсутствием самки».

Другие свидетели были настроены к ослу враждебно. Толстая баба, соседка хозяина осла, рассказала суду, как наблюдала греховную связь подсудимого с животным мужского пола.

– Иду я, значит, по лугу, гляжу один осёл на другого влез и наяривает… Соседов то был осёл, ваша честь.

Выступил и обвинитель, заявивший что «непотребство и разврат должны пресекаться суровым образом», и что «никому не дозволено нарушать божественное установление о соединении только противоположных полов». И осквернять землю греховной связью».