Жажда/water (СИ)

Оглавление

185

Нормальным. Сколько раз за последнее время Рон прокручивал это слово в уме. Оно почти потеряло свою смысловую нагрузку. Не в последнюю очередь, потому что сейчас все были далеко от нормального состояния.

И он не хотел сознавать этого — в очередной раз именно он и тормозил. Или действовал неправильно. В кои-то веки, захотев побыть зрелым. А не кем-то бесполезным.

Рон потер ладонью лоб. Голова жутко раскалывалась. Чтобы там Гарри не говорил, Рон не хотел потерять последние остатки этой самой «нормальности». Он не хотел признаваться себе в том, что она потеряна безвозвратно.

Появилась масса вещей, о которых стоило позаботиться прямо сейчас. Масса вещей, которые нужно рассмотреть в другом свете, обдумать, сформулировать, взвесить, на сто раз прокрутить в голове. Но помимо этого был еще основной подтекст. Что-то, что, по мнению Рона, вышло далеко за допустимые рамки за последние несколько недель. Все эти разбитые носы и вызывающее подозрение поведение. Что-то более важное и значительное, чем выявление сути происходящего и того, что просто необходимо исправить.

Как бы ему хотелось, чтобы и Гарри верил в эту самую нормальность. Верил в то, что есть люди, с которыми ты останешься друзьями навечно. Ведь это реальный факт. И ничто не сможет изменить этого.

Такого просто не бывает.

Ведь он не мог ошибаться.

Так иногда бывает, что ты сразу можешь определить дух дружбы — это головокружительное ощущение, что это как раз самое оно, и станут теми самыми узами, соединяющими не смотря ни на какие расстояния. Гарри. Вот кем был для него Гарри.

А может ты поймешь это позже, когда первые впечатления укрепятся или даже полностью поменяются. А это уже о Гермионе. Вызывающая раздражение властная умница Гермиона. Которая в итоге стала его лучшим другом.

Обычно ты сразу можешь решить для себя, кто, скорее всего, будет с тобой по жизни, а кто останется лишь отдаленным воспоминанием через несколько лет. Больно терять связь с людьми, которые, ты надеялся, будут рядом всю твою жизнь.

И что было куда страшнее, не смотря на все это, в твоей жизни были люди, которые должны остаться в ней на сто процентов, но они исчезали.

Что-то меняется.

И пока на себе не испытаешь это чувство потери, никогда не поймёшь каково это.

В наших словах столько уверенности. Более, чем уверены, что будто самой судьбой — или что там ещё бывает — решено, что мы будем вместе до конца наших дней. Любовь, которая опирается только на дружбу. Свободная от физического гнета сексуального вожделения.

У Рона была своя маленькая мечта о том, каким должно быть будущее.

Может начаться война. Хотя, вероятно, так и случится. Не просто поток смертоносной магии, смывающей всё на своём пути, а самая настоящая битва. Бесчисленное количество сражений. Грядет борьба. Конечно, Рон не был силен в Прорицаниях, но необязательно было разбираться в этом так хорошо, чтобы иметь об этом представление.

Поэтому не стоит вдаваться в детали этой части его будущего.

Самые важные моменты его жизни наступят после этого. Потому что все это, та самая война, продлится недолго — Рону нравилось думать так. Так должно быть. Он не станет тратить свою единственную жизнь на войну. По крайней мере, всю. Первые годы его жизни и так были ознаменованы трудным детством: и невезучая семейка, и чересчур рыжие волосы, и веснушки. Что бы там ни было, оно не могло быть таким ужасным.

Ему нравилось представлять, что он, Гарри и Гермиона будут жить по соседству. Или не на одной улице, но, по крайней мере, на расстоянии не более полумили друг от друга. Также первоначальный набросок его будущего включал в себя пункт, что эти улицы будут на максимальном удалении от его матушки. И отца. Да и Норы, в целом. Может не так далеко, как его брат Чарли, но так, чтобы не выслушивать регулярные нагоняя матери и перестать быть жертвой вызывающей зуд одежки, связанной из самого противоестественного материала на этой планете.

Правда, если уж по-честному, эту часть он придумал еще в четырнадцать, будучи капризным (куда в большей степени, чем сейчас) подростком в переходном возрасте.

С тех пор он повзрослел. Ему хотелось в это верить.

Что, возможно, уже стал мужчиной. Ну или что-то в этом роде.

Так или иначе, он стал достаточно зрелым и понял, что не хочет отдаляться от своей семьи. Потому что нет ничего важнее. Любит их, ненавидит — это все было так важно, и Рон осознал, что чувствует необходимость в этой гамме чувств. Либо это, либо он попросту понял, что никогда не будет в состоянии избавиться от них.

Дядя Гарри — вот как будут называть Гарри дети Рона. Досадные сантименты, но факт. Они будут самыми спокойными детьми в Хогвартсе (при условии, что он к тому времени никуда не денется), и естественно они попадут в Гриффиндор, но если — не дай Мерлин! — этого не произойдёт, Рон мысленно уже подготовил письмо с жалобой лично Директору школы. Кем бы он ни был. Они будут спокойными, потому что будут знакомы с Гарри. С Гарри Поттером. О да, точно. Гарри — почти моя семья, так что я бы на твоём месте вернул бы мне палочку и извинился. Никто больше не посмеет подойти к Уизли и прилепить ему на спину значок, гласящий — «Пожалуйста…очень прошу… обращайтесь со мной как с дерьмом».

И Гермиона. Гермиона будет рядом. Несомненно, именно благодаря ней они станут настоящими мужчинами, какими им и подобает быть. Рону и Гарри. Она поможет им встать на ноги в тот трудный период после окончания школы, проследит за их трудоустройством и — кто бы сомневался — за тем, чтобы они вели себя достойно с девушками. Да. Рон уже смирился с той мыслью, что в будущем Гермиона, вероятно, будет нести ответственность за его работу, женитьбу, даже за стрижку до последнего. И прочее, прочее, прочее.