Корабль Иштар

Оглавление

Ноги его провисли.

Страшные ветры дули вокруг — одно короткое мгновение. Исчезли. Их место занял шум волн. Он почувствовал, как его обдает брызгами.

Под ним летело лазурное море. Высоко изгибался нос корабля Иштар. Но не игрушечного корабля. Нет. Зачарованный корабль, символом которого была игрушка, настоящий корабль, на котором удары тоже настоящие и на котором ютится смерть — смерть, которая, может быть, именно сейчас ожидает его, изготовясь для удара!

Цепь, на которой он висел, уходила в отверстие, раскрашенное как гигантский глаз, между стеной носовой каюты носа судна. За ним вздымались и опускались большие весла. Гребцы не могли его видеть: они сидели плотно закрыты кожей — для защиты от постоянных брызг. Не могли его видеть и с черной палубы из-за изгиба борта.

Медленно, молча, рука за руку, как можно плотнее прижимаясь к борту, он начал подниматься по цепи. Вверх, к каюте Шарейн. Вверх, к маленькому окну, которое вело в ее каюту с маленького участка палубы сразу за изогнутым носом.

Медленно, все медленнее полз он; через каждые несколько звеньев останавливался, прислушиваясь; добрался наконец до самого верха, перенес ногу через фальшборт и упал на маленькую палубу. Подкатился под окно, прижался к стене каюты скрытый теперь от всех на корабле, скрытый даже от Шарейн, если она выглянет в окно.

Сжался весь — в ожидании.

Глава XII Хозяин корабля

Кентон осторожно поднял голову. Цепь проходила через отверстие, обвивалась вокруг грубого ворота и крепилась к тонкому двойному крюку, больше похожему на монтерскую кошку, чем на якорь. Очевидно, хотя контроль над рулевым оборудованием, мачтой и гребцами в трюме находился в руках черного жреца, женщины Шарейн следили за якорем. Кентон с некоторым беспокойством посмотрел на дверь, ведущую во внутреннюю каюту, где размещались девушки. Впрочем, решил он, маловероятно, чтобы кто-нибудь из них вышел, пока корабль движется под парусом или на веслах. В любом случае придется рискнуть.

В открытое окно над собой он слышал голоса. Послышался полный презрения голос Шарейн.

— Он разорвал цепи, как и обещал, и бежал!

— Но, госпожа, — это Саталу, — куда он мог деться? Сюда он не пришел. Откуда мы знаем, что Кланет не забрал его?

— Ошибиться в гневе Кланета нельзя, — ответила Шарейн. — И в том, как он избил Зачеля. И то и другое неподдельно, Саталу.

Итак, черный жрец избил Зачеля; сама по себе это уже хорошая новость.

— Послушай, Саталу, — сказала Шарейн, — к чему спорить? Он стал силен. Он разорвал цепи. И бежал. И тем самым доказал, что он трус. Я так его и назвала, но никогда в это не верила — а теперь верю.

В каюте наступило молчание. Потом снова заговорила Шарейн.

— Я устала, Луарда, иди наружу, следи за дверью. Вы, остальные, отправляйтесь спать — или делайте что хотите. Саталу, расчеши мне волосы, потом поможешь тоже идти.

Снова молчание, на этот раз долгое. Потом голос Саталу:

— Госпожа, ты почти спишь. Я ухожу.

Кентон ждал, но недолго. Подоконник, если бы он встал на палубе, пришелся бы ему на уровень подбородка. Он осторожно подтянулся, заглянул внутрь. Взгляд его упал вначале на алтарь со сверкающими жемчужинами и бледными лунными камнями, свернутыми молочными кристаллами. У него появилось ощущение, что алтарь пуст, лишен обитателей. В семи маленьких хрустальных сосудах не горели огни.

Тогда он взглянул вниз. Почти непосредственно под ним находилось изголовье широкого дивана слоновой кости с золотыми арабесками. На диване лежала Шарейн лицом в подушки, одетая только в тонкое шелковое покрывало и в свои золотые волосы. Она плакала, плакала, как женщина с разбитым сердцем.

Плакала — о нем?

Он увидел блеск сапфира, блеск стали. Это его меч — меч Набу. Он поклялся, что возьмет этот меч сам, а не из ее рук. Меч висел над самой ее головой; ей нужно только поднять руку, чтобы схватить его.

Он опустился, нетерпеливо дожидаясь, пока прекратится плач. Он почувствовал к ней любовь или вожделение. Но как ни искал в сердце, не чувствовал жалости.

Скоро всхлипывание прекратилось, стало тихо. Немного погодя он снова просунул голову в окно. Шарейн спала, повернувшись лицом к входу в каюту, на длинных ресницах еще видны слезы, но дышала она ровно и спокойно.

Кентон ухватился за подоконник и подтягивался, пока его плечи и грудь не оказались в каюте. Тогда он перегнулся в поясе. Одной рукой коснулся мягкого ковра на полу каюты. Соскользнул неслышно, держась ногами за подоконник. Медленно, как акробат, опустил ноги, лег во всю длину у подножия постели Шарейн.

И снова ждал. Ее ровное дыхание не изменилось. Он поднялся на ноги. Подкрался к двери, ведущей во внутреннюю каюту. Откуда доносились негромкие голоса. Он увидел засов, бесшумно задвинул его. Теперь кошки в клетке, подумал, он, улыбаясь.

Осмотрел каюту. На низком стуле лежал небольшой шелковый платок, рядом — другой, длинный похожий на шарф. Он взял маленький и искусно сделал из него кляп. Потом взял длинный и испытал на прочность. Тяжелый и прочный, то, что нужно, подумал он. Но этого недостаточно. Он снял со стены занавес.

На цыпочках подошел к изголовью дивана. Шарейн беспокойно зашевелилась, как будто почувствовала на себе его взгляд, как будто начала просыпаться.

Прежде чем она смогла открыть глаза, Кентон раскрыл ей рот и сунул шелковый кляп. Потом, придавив ее своим весом, приподнял ее голову и прочно обвязал рот длинным шарфом. И так же быстро связал ей руки.