Обещания темноты

Оглавление

103

Медиум не мог понять, почему Трон назвал его по фамилии. Никогда Верона не замечал за ним такого. Может быть тогда, еще на первом уровне, при жизни, но здесь… Вспомнилась их первая встреча здесь. Он встретил кого-то, Джон точно не помнил кого. А потом вместе с Троном они убегали от солдат тумана. Память изменила медиуму. Только обрывки фраз, шуток лейтенанта всплывали как рыбы из-под воды – мгновенно и почти незаметно. Либетт тогда шутил про какие-то кометы. А! Джон вспомнил он тогда с самим собой маленьким разговаривал, но эти синие мерзавцы украли воспоминания. Сложно представить, сколько еще памяти было украдено у несчастных душ…

Песок становился все холоднее и холоднее, совсем невозможно было ступать. Тем более, что у Джона не было ботинок…

– Люси, – обратился он тихо к женщине, – знаешь, зачем человеку нужно испытывать боль, страдания?

– Зачем, Джон? – еле слышно спросила она.

– Чтобы не забывать дорогу к спасению.

Джон вытянул руку со свечой перед собой. Возникло пламя волшебного огня. На этот раз медиум представил не место, а предмет, к которому хотел попасть. Через секунду они вдвоем оказались в развалинах многоэтажного здания все еще сохранившего высотную форму. Внизу у подвала валялся ботинок Джона.

Глава 22

– Где мы? – осмотрелась Люси.

– Там, где я впервые встретился с Троном в этом мире. Сначала я общался со своим воспоминанием. Маленький я всегда увлекался астрономией, и у меня были игрушки кометы. Они пускали позади себя хвост, когда их кидаешь в светлой комнате. Удивительно, порой мелочи становятся единственным, что у тебя есть. А сейчас эти кометы вон там.

Джон указал на горизонт. Он еле подсвечивался тонкой полоской света.

– И это выход на первый уровень.

– Но как твои кометы могут быть выходом? До тебя отсюда нельзя было выбраться?

– Можно, почему нет? Просто для меня выход – кометы. А кто-то представит свет в виде солнечного зайчика, далекого уличного фонаря у дома, где живет возлюбленная, или же в виде света материнских глаз.

– А ты помнишь мамины глаза? – спросила Люси, немного помедлив. Силы вернулись к ней, пусть и небольшие.

– Помню. Они у меня ассоциируются с кометами.

Джон зажмурил глаза, и никому не было известно, о чем он сейчас подумал. Шкатулка с проводником подпрыгнула в кармане.

– Что это?

– Это то, что нужно спрятать куда подальше.

– Ты заберешь ее с собой?

Верона подумал немного, потом ответил:

– Нельзя забирать шкатулку в наш мир. Там и так больше зла, чем во всех остальных уровнях, вместе взятых. Она должна быть только со мной.

– Ты хочешь сказать…

– Нет, я не собираюсь здесь оставаться. У нас есть еще незаконченное дело. Тот медиум, помнишь? А я хочу, чтобы шкатулка осталась в моем сне.

Люси не ответила, она кивнула, ожидая от Джона дальнейших указаний.

– Свети мне в лицо камнем, – сказал Верона ей прямо в глаза. – Не на секунду не убирай свет, слышишь? Ни на мгновение!

– Я поняла, – Люси поцеловала Джона и принялась светить ему в лицо.

Медиум прилег на землю, ухватив шкатулку обеими руками, и заснул.

Пустота сдавила подсознание медиума со всех сторон. Он вертелся, стараясь разглядеть хоть что-то. Где-то очень далеко он услышал дыхание Люси и увидел свет, блеклый холодный. Медиум пытался идти, но его будто держали сзади.

– Неужели ты думал, Джонни, что хитрее меня? – раздался голос Урана. – Запереть меня в своем сне, это, по крайней мере, глупо. По меньшей мере – невозможно. Ты не стронешься с места, и проснуться у тебя не выйдет скоро. Час здесь сопоставим секунде там, где ты уснул. У нас будет много времени. Открой шкатулку, поговорим, как люди.

– Ты не достоин называться человеком, – ответил Джон сдавленным голосом. Он все пытался идти, но тщетно. – Ты будешь блуждать в моем сне, покуда я буду жить. А после смерти ты сгинешь со мной в темноту.

– О, Джонни, – смеялся тихо Уран, – ты себе даже не можешь представить, что такое смерть. Не говори глупостей, а то еще вдруг кто-то поверит. Знаешь, убийство твоего дружка мне доставило удовольствие, которого я не испытывал почти три тысячи лет.

Джона взяла ярость, он хотел вцепиться в коробку, но не мог найти ее.

– Открой крышку, Джонни, поквитаемся. А то так и будем общаться через двери. Где твое почтение?

– Уж ты то точно не получишь моего почтения!

– А вот это мне нравится. Презрение – сильное чувство. Оно способно полностью поменять реальность. Стоит только почувствовать себя выше, но это лишь чувство, это нереально, как и душа. Твоя душа, Джонни, лишь сгусток энергии. Зачем она тебе? Поделись с другими.

– Поделюсь, можешь не сомневаться, – Джон вдруг уловил пеструю волну фиолетового цвета, пролетающую мимо. Он окунулся в ее прохладу, и что-то приключилось с ним. – Поделюсь, обязательно поделюсь. Я хотел поделиться ею с тобой. Отдать часть энергии, может, даже всю, лишь бы ты открыл глаза, наконец.

– Что? О чем ты, глупец?

– Я том самом дне, когда ты свалился в яму. Ты не сразу свалился вниз. Ты затаился, ждал, пока тебя хватятся. Мать. Он не глупа, он а чует. Твоя мать побежала первой, звала тебя. Ты же видел свет ее глаз. Он показался тебе ядом. Твоя душа теперь стала принадлежать тьме.

– Да, ты прав, я сглупил. Отзовись я тогда – ничего бы не было. Она не упала бы в бездну, и братья тоже. Все они не превратились бы в монстров. Благо для них – их больше нет, я позаботился об этом. Отмучились. Я неплохой, Джонни. Я лишь делаю то, что мне нравится.