Семь цветов радуги

• Предыдущая
• 153/165
• Следующая

Шульгина записала в блокнот свои новые дела. Рядом с расчетом освещенности поля, рядом с люксами и ваттами появилась первая запись только что выбранного секретаря:

1) Поставить на бюро вопрос о внедрении новых сельскохозяйственных культур, неполивного риса, хлопка и чая.

2) О колхозном изобретательстве.

Васютин может быть спокоен. Изобретатели тоже…

— Ну, молодцы, что скажете? — Никифор Карпович повернулся всем корпусом к продрогшим москвичам. — Замерзли, цыплята? Сейчас будем дома! Ничего, такие испытания случаются не каждый день. Я думаю, что подобная дождевальная машина, хотя она сейчас дорога и срок службы у нее небольшой, может серьезно перепугать кое-кого за океаном. Это наше мирное оружие. Представьте себе Советскую страну через несколько лет, когда лесные заслоны, водоемы, оросительные каналы, машины, вроде этой, заставят нас навсегда позабыть и недороды и засуху. Хлеба-то сколько будет! Ох, как боятся «мистеры» этого нашего богатства!

Вадим, как сурок, высунулся из-под плаща и начал расспрашивать об устройстве дождевальной машины.

Васютин надвинул на лоб фуражку. Чуть поблескивали в темноте его прищуренные глаза.

— Мне и самому интересно, — ответил он. — Страсть как люблю новые машины! Только вот беда: инженеры не особенно хвастаются своей конструкцией. Больше разговаривают о погоде. Видно, у них на то есть серьезные основания.

— А у Парамонова?.. — опять начал Вадим, но в этот момент получил от Тимофея такой чувствительный толчок в бок, что сразу поперхнулся.

Он удивленно взглянул на друга. Бабкин зло прошипел ему в ухо:

— За такое любопытство надо языки вырывать. Начисто!

Весь остаток пути в разговоре с Васютиным Вадим избегал пользоваться вопросительными предложениями.

ГЛАВА 9
РАЗНЫЕ ЦВЕТА РАДУГИ

Мы строим коммуну,

и жизнь

сама

трубит

наступающей эре.

В. Маяковский

Прошло две недели с тех пор, как наши друзья приехали в Девичью поляну. Санаторий, где они жили, находился возле Степановой балки.

Сейчас это место сильно изменилось и почти ничем не напоминало тот голый овраг с ручейком, откуда начались розыски подземной реки. Здесь поставили плотину, вывели наружу студеный поток, разбили парк. На берегу искусственного озера высадили быстро растущие тополя, такие же, как и на холме.

Однако приезжим московским техникам здесь не нравилось: уж очень тихо и неинтересно. Они целые дни проводили в городе. Именно «городом звали они Девичью поляну, так же как: и все колхозники. Часто, обращаясь к завхозу санатория, тете Маше, гости говорили: «Мы сегодня в городе. Если запоздаем, оставьте, пожалуйста, обед».

Когда впервые Бабкин увидел тетю Машу, то прежде всего в изумлении протер глаза. Перед ним стояла Макаркина.

Да, это была она, ее назначили хозяйкой колхозного санатория. Кроме нее, в этом небольшом домике на двадцать мест был главный врач — скромная, тихая девушка, тоже из Девичьей поляны. Она недавно закончила медицинский институт и приехала работать в свой колхоз.

В кухне орудовала маленькая, всегда улыбающаяся старушка, — она окончила курсы кулинаров у повара Тихона Даниловича.

Надо сказать, что санаторий Макаркина держала в строгости и чистоте. У нее не забалуешься! Как-то один из отдыхающих во время «мертвого часа» закурил в палате. Тетя Маша это заметила… Нет, она не кричала, сейчас у нее манера не та. Не знаем, что такое сказала провинившемуся парню строгая хозяйка, но его товарищи в шутку утверждали, что тот с тех пор вообще бросил курить.

Главный врач, тихая, застенчивая девушка, во всем полагалась на своего завхоза. Однажды она, чуть не плача, сообщила Макаркиной, что некий отдыхающий — дед Егор, самолюбивый и упрямый старик, — не хочет идти на кварцевое облучение. Тетя Маша мигом вылетела из кабинета врача, а через десять минут строптивый дед Егор, кряхтя, уже ложился под зелено-фиолетовый свет кварцевой лампы.

У ленивой и вздорной Макаркиной, какой ее знали односельчане три года тому назад, оказались золотые руки и настоящий организаторский талант. Хрустели крахмальные простыни на кроватях отдыхающих, блестели тарелки на белоснежных скатертях. Тот же дед Егор настолько опасался гнева хозяйки после того памятного случая, что пытался подкладывать газету под тарелку, боясь капнуть на скатерть. Конечно, он и получил за это «по справедливости» от вездесущей тети Маши.

По-настоящему, от души заботилась хозяйка о своем санатории. Да и не могло быть иначе! Вся ее кипучая энергия, которая раньше выливалась в злобных причитаниях и крике, сейчас пошла по правильному руслу. Теперь уже Макаркина не кричала попусту. Она знала себе цену. Ее портрет висел на доске почета рядом со знатными бригадирами, звеньевыми и другими уважаемыми колхозниками. Макаркина нашла свою дорогу.

…Сегодня Вадим робко постучался в комнату заведующей хозяйством.

Макаркина гладила. Она поставила блестящий электрический утюг на камфорку и вопросительно посмотрела на москвича. Багрецов, как всегда, собрался в город. Плащ — через плечо, шляпа — в руке. Горло завязано — очередная простуда.

— Тетя Маша, — хрипло сказал он, стараясь не смотреть ей в глаза, — к обеду не ждите. Мы — в поле.

— Опять? — спросила хозяйка. Вадим почувствовал, что тон ее голоса не предвещал ничего хорошего. — Санаторную карточку, — протянула она руку.

Вадим полез было в карман, но вспомнил, что он пропустил несколько углекислых ванн, которые ему настоятельно предписаны врачом.

• Предыдущая
• 153/165
• Следующая