Семь цветов радуги

Оглавление

Вадим прислушивался к разговору и соглашался с Никифором Карповичем.

Снова погасла киловаттная лампа.

Поднялся занавес с чертежом будущего Девичьей поляны, и зрители сразу очутились в далеком прошлом. Началась первая картина «Каменного гостя».

Вадим рассеянно смотрел на сцену и ничего не видел. Он был далеко отсюда, опять у Степановой балки, откуда мысленно представлял себе извилистый путь подземной реки.

Первые слова донны Анны, появившейся на сцене, заставили его оторваться от своих дум.

Отец мой, отоприте,

низко наклонив голову, почти прошептала донна Анна и проплыла вслед за черной фигурой в капюшоне.

Больше в первой картине Анна не появлялась. Вадим ждал ее выхода. Ему было интересно наблюдать за донной. Строгая печальная испанка с опущенными ресницами ничем не напоминала суетливую тараторку Антошечкину.

Только в последней картине Стеша на мгновение стала сама собой. Дон-Жуан спросил у Анны, не желает ли она узнать «ужасную, убийственную тайну».

Ужасно! Вы мучите меня.
Я страх как любопытна…

с особым чувством произнесла Стеша, зажмурив глаза.

Зрители сразу поверили в ее искренность. В этих словах во всей своей глубине проявился истинный характер Антошечкиной. Любопытнее ее, пожалуй, в деревне и не сыщешь.

Однако упорная актриса быстро поборола звеньевую Стешу. Она вновь стала величественной, разгневанной испанкой.

…что такое?
И как меня могли вы оскорбить?

Сказала она это так, что у каждого зрителя пробежал невольный холодок по спине. Багрецов тоже почувствовал зябкую дрожь, особенно после слов Анны:

Тогда бы я злодею
Кинжал вонзила в сердце.

Нет! Антошечкиной не было на сцене! Говорила донна Анна, и даже мать Стеши верила, что перед ней не дочь ее, а чужая страдающая женщина. Ее очень жалко, и Никаноровна шарила в кармане широкой сборчатой юбки, разыскивая куда-то запропастившийся платок.

Вадим смотрел то на блистательную донну Анну, то на старушку Антошечкину, сидевшую в первом ряду, и думал, что, пожалуй, самым необыкновенным из всего увиденного им в Девичьей поляне был этот спектакль и эти зрители.

«Может, талант у Стеши какой-нибудь особенный?» — размышлял Багрецов, прислушиваясь к звонкому Стешиному голосу.

Ах, если б вас могла я ненавидеть!

восклицала она и безвольно опускала руки.

О Дон Жуан, как сердцем я слаба,

смущенно, с тоской говорила донна Анна, а люди слушали, завороженные и музыкой стиха и талантом актрисы.

«Нет, не только в таланте дело, — продолжал размышлять Вадим. — Парень, который играет Дон-Жуана, тоже неплох. Видно, он подготовился по-настоящему, не одну книгу прочитал».

В этот момент где-то за кулисами раздался грохот и прервал размышления Багрецова. Громовые шаги. Это идет Командор! Будто чугунная фигура шагает по каменным плитам (Петушок старался вовсю, изображая неотвратимую поступь Командора).

— Что там за стук?.. о, скройся. Дон Жуан,

отталкивает его от себя Анна.

— Прощай же, до свиданья, друг мой милый.

Дон-Жуан убегает и с криком возвращается.

Входит Командор. В железных латах, медленно, тяжелыми шагами направляется он к Дон-Жуану.

— Я на зов явился.

Напрасно Стеша подсмеивалась над Буровлевым. Сказал он эти слова, как подобает в данном случае, внушительно и строго. Никто же не виноват, что слов по пьесе отпущено ему очень немного.

Однако не повезло Каменному гостю. В тот самый миг, когда он готов был произнести заключительные слова своей роли: «Дай руку», погас свет.

Наверное, настало такое безветрие, что лопасти электростанции уже не смогли даже повернуться. Выключилась линия, сцена сразу погрузилась во мрак.

В зале недовольно зашумели, словно оборвалась кинолента на самом интересном месте.

— Свет! — по привычке крикнул кто-то из ребят.

За сценой вспыхнуло сразу несколько спичек. Мигающие огоньки просвечивали сквозь декорацию, освещая три темные фигуры, застывшие в тех же самых позах, которые видели зрители минуту тому назад.

Кто-то догадался опустить занавес.

— Да, Вадим Сергеевич, — задумчиво произнес Васютин. — Правильно вы давеча заметили. Ерунда получается, считаем киловатты, а они вроде как от бога. — В темноте не было видно, но Вадим почувствовал, что Никифор Карпович улыбнулся. — Вот если бы нам к сегодняшнему спектаклю удалось этот ваш водяной аккумулятор на бугре привести в действие, то Каменный гость успел бы разделаться с Дон-Жуаном. Слышите, как наши зрители обижаются. Неужто этому «дону» никакого наказания не будет?..

За шуткой Васютина Багрецов почувствовал скрытую досаду. Если бы не история с исчезнувшей водой, то, конечно, к сегодняшнему дню пустили бы новую электростанцию. Никифор Карпович в этом был уверен и даже как будто говорил секретарю райкома, что девичьеполянские комсомольцы желали бы увидеть его у себя в гостях на празднике. После пуска нового генератора они покажут пушкинский спектакль. Вышло совсем иначе. Станция неизвестно когда откроется, а спектакль хоть и поставили, да что толку? Половину смотрели по-настоящему, а потом всю сцену керосиновыми лампами заставили.

Действительно, Вадим видел, как за занавесом появились огни. Они вначале выплывали откуда-то из глубины, тусклые, неясные, а затем постепенно разгорались, приближались к рампе и опускались вниз.