Бегство из сумерек: Черный коридор. Кроваво-красна

Оглавление

Однако слова Роффрея, казалось, не произвели на Мордена никакого впечатления, возможно, он никогда и не слыхивал этой поговорки. Роффрей любил ввернуть что-нибудь малоизвестное — это было одним из проявлений его атавистических наклонностей. Однажды Мери обвинила его в нарочитом обскурантизме, которым грешили его высказывания, а также в том, что он предавался чтению старинных книг в основном для того, чтобы потом цитатами оттуда обескуражить тех, кого он презирал или просто недолюбливал. Роффрей не стал отпираться, присовокупив, что в его глазах Мери очень выигрывает от того, что она, по крайней мере, понимает, о чем он толкует.

На голову Роффрея надели небольшой шлем из сплава стекла с чем-то. Он ненавидел все эти устройства. И вообще его тут все крайне раздражало. «Когда эта петрушка закончится, — подумал он, — я им покажу, что такое независимая личность».

Подобные мысли и чувства Роффрея явились для ученых любопытным, хотя и довольно бесполезным в данных обстоятельствах откровением.

Проверяя информацию, полученную от погруженных в сон наблюдаемых, профессор Зелински казался совершенно невозмутимым.

— Все это требует, безусловно, самого тщательного анализа, — заметил он, пожимая плечами.

— Выяснили хоть что-нибудь? — спросил Морден.

— Честно говоря, на первый взгляд я не могу сказать, приблизились ли мы к разгадке, ведь кажется, тут нет ничего нового для нас. Эти двое — интеллектуалы, особенно Роффрей, но и он не выходит за рамки нормы, разве что самую малость. Естественно, это качество, отличающее его от других, очень тонкое, едва уловимое, другого мы и не ждали, но среди людей много таких, как Роффрей, — высокоинтеллектуальных и отчасти психопатических личностей.

Зелински вздохнул.

— Однако эмоционально-чувственная память у обоих очень цепкая, — живо заметил доктор Манн. — Во всяком случае, они могут способствовать повышению интенсивности игры.

— Минутку, — брюзгливо сказал Занг, разъединяя электроды и аккуратно складывая свои приборы в ящик. — Согласен, нам нужны все игроки, которых мы отобрали, но эти двое должны были помочь нам решить проблему, как нанести поражение чужестранцам. Ведь именно на это мы рассчитывали, разве нет, профессор?

— Мы все выматываемся на этой работе до предела, Занг, — начал Зелински. — Однако не вижу причин для такого упадочнического настроения, это и вас касается, Манн. Нам еще предстоит уйма работы, и только потом мы сможем проанализировать результаты. Тем не менее, — тут он обратился к Мордену, сидевшему в кресле с видом напускного безразличия на морщинистом жестком лице, — полагаю, следует занести этих двоих в наш постоянный список. Нечего мариновать их, пока мы изучаем результаты тестирования. Пусть позанимаются.

— Вы уверены, что они сработаются с остальными? — спросил Морден, вставая с места.

— А почему бы нет? — Зелински ткнул большим пальцем в сторону двери. — Вы ведь знаете, какая там обстановка — О’Хара и прочие… Нет ни одного такого, кого назовешь вполне заурядным. Все наши игроки сплошные невропаты, по определению. Нормальный человек не может выдержать такого напряжения, а эти умудряются еще и ответный удар нанести. Мы делаем ставку на личности с незаурядными психофизическими свойствами — только такие и могут вести эту игру.

— Я очень полагаюсь на Телфрина, — сказал Морден, — он гораздо более управляем. А Роффрей — это врожденный бунтарь. Уж я-то знаю, не раз приходилось иметь с ним дело.

— В таком случае дать ему управлять чем-нибудь ответственным. — Зелински отвернул ручку оптографа от кресла Роффрея, который пошевелился, но не проснулся. — Таких, как он, надо держать в активном состоянии; такие должны чувствовать, что действуют по собственной инициативе.

— Ну уж этому не бывать! — сказал Морден, с чувством превосходства глядя на своего старого противника.

— Тогда хоть не говорите ему ничего, — чуть улыбнувшись, ответил Зелински. — Солипсизм такого рода — весьма ценное качество, ведь именно он заставляет человечество идти вперед. Ринарк и Эсквиел тоже такие — порой они, оперируя недостаточной или даже ложной информацией, получают лучше результаты, чем мы.

— В каком-то смысле — да, — неохотно согласился Морден.

— Именно в том смысле, который как раз сейчас нам нужен, — заметил Зелински, торопливо выходя из каюты вместе со своими помощниками. — Мы пришлем парочку дежурных, чтобы последили за ними.

— Какая к черту парочка, уж если Роффрей упрется, тут целый взвод полицейских ничего с ним не сделает, — сказал Морден обреченно.

В общем-то он хорошо относился к Роффрею, хотя и знал, что тот его недолюбливает. Да и кого он, собственно, любит, кроме своей жены, рассудил Морден, и это соображение немного утешило его. Однако какая все же досада, что Роффрей нашел ее, думал Морден.

Зелински со своими помощниками сосредоточенно обрабатывал полученные данные. Манн был талантливым ученым и отличным специалистом, но эта рутинная работа начала уже утомлять его.

— Мне тут кое-что пришло в голову, профессор, может, конечно, это пустяки, но, думаю, стоит поговорить об этом, — сказал он Зелински, когда они пили кофе.

Зелински, недовольный тем, что Манн собирается разводить дискуссию, вместо того чтобы работать, нетерпеливо бросил:

— Ну что там еще?

— Понимаете, из полученных нами данных следует, что и Телфрин и Роффрей были на планете, которую они называют Рос, или «решетчатая» планета, — это в системе Беглец. Отдельные ее части существуют в разных континуумах — видимо, Эсквиелу тоже доступно такое состояние. Интересно, могла ли эта планета оказать какое-то влияние на них? И если они, после пребывания на Росе, которое повергло жену Роффрея в безумие, остались нормальными, значит, они больше других годятся для этой игры с чужеземцами?