Перехлестье

Оглавление

– Когда ты предложил мне кольцо… ты сковал меня по рукам и ногам, – тихо сказала девушка и вскинула на дэйна укоряющий взгляд. – Я не жена и не невеста. И не человек.

Он шел молча, что-то решая. Вспоминал события девятилетней давности, накладывая воспоминания на новое знание. Все представлялось в ином свете, не таким, как казалось прежде. Но тогда…

– Грехобор тебя не любил? – осторожно спросил палач магов.

– Может, по-своему. Но не так, как любит Василису, – призналась наконец Повитуха. – Он к ней… полон нежности. Он любит ее недостатки, ее достоинства. Всю ее. А меня… жестоко ревновал и был непримирим к моим слабостям.

Дэйн снова остановился. Повернулся к девушке. Нахмурился.

– А ты его? Любила?

Она отвела глаза. Открыла рот… но дэйн вдруг подобрался. Взгляд сделался пронзительным и острым, из него словно ушло все человеческое. Магесса сглотнула, зажмурилась, кусая губы… и ойкнула, когда мужчина дернул ее куда-то вверх по мостовой:

– Идем. Быстрее.

Повитуха не возражала. Когда Волоран становился дэйном, отстраняясь, растрачивая даже те жалкие чувства, что умел испытывать, с ним нельзя было спорить. Они шли тесными извилистыми переулками, поворачивая то в одну, то в другую сторону. От однообразных серых домов уже рябило в глазах, и скоро Милиана совсем перестала понимать, куда они так несутся. А уж обратный путь и вовсе не нашла бы.

– Стой.

Дэйн замер, вскинув руку, и прислушался. Девушка послушно застыла. Они стояли на перекрестке двух улочек в уже почти сгустившейся тьме. Пахло дождем и мокрым камнем, гулкое эхо отражалось от стен. Здесь было бесприютно и тоскливо.

– Как таких, как ты, земля только носит? Я из-за тебя сестры лишился! Она прибежала вся растерзанная, в слезах. Надругался над невинной девушкой, собака?! Она плакала, а пока я бегал за водой, повесилась прямо на пояске под потолочной балкой! Ты убийца! Ничтожество, прикрывшееся добродетелью!

Мили вопросительно посмотрела на Волорана. Тот бесшумно шагнул на звук негодующей речи. Беззвучно выскользнул из ножен меч.

– Убирайся, душегубец! Будь я вправе – убил бы тебя, погань проклятая! Сколько еще девочек ты погубил? Скольких ссильничал? А? Говори! Сколькие еще руки на себя наложили, козел похотливый?!

Дэйн исчез за углом приземистого домика. Милиана прислонилась к холодной стене и стала ждать. Не было надобности следовать за палачом магов, когда тот вершит свой суд, да и не ее это дело. Поэтому девушка терпеливо ждала.

Короткий хриплый вскрик вырвал магессу из задумчивости. Из-за угла пахнуло сыростью, прелью и плесенью. Сила колдунов. Только от нее такая вонь.

Тем временем за углом дома кто-то захрипел, забулькал… Рухнуло на камни мостовой тяжелое тело. Мили прикрыла глаза, повторяя про себя, что ее это не касается.

– Идем… – Волоран вынырнул из полумрака, поддерживая висящего у него на плече… Шахнала!

Молельник был весь в ссадинах, одежда его оказалась грязной и рваной, да и сам он мало чем отличался от Милианы, успевшей прорыдаться в городской в луже: спутанные волосы слиплись от воды, лицо окаменевшее, губы искусанные, костяшки пальцев разбиты, словно мужчина в бессильной ярости колотил кулаками по камням. Но, что самое важное…

– На нем заклятие, – сипло сказала Повитуха. – И не одно. Кто может наложить заклятие на отца?

– Выясню, – коротко ответил дэйн и повторил: – Идем.

Глен начинает понимать

– Зария…

Чернушка в который раз обошла по крутой дуге возникшего у нее на пути духа и снова направилась в обеденный зал. Суматошный день закончился, следовало навести в харчевне порядок – собрать со стола пустую посуду, выбросить в помои остатки еды, подмести пол и присыпать его свежей соломой…

Пока в питейном зале громыхал за своей стойкой Багой, девушке было проще не замечать навязчивого колдуна. Да трактирщик, раздосадованный тем, как обидели его хромоножку, несколько раз напускался на Глена и прогонял призрака прочь. Но сейчас хозяин ушел в кладовую, и Зария осталась одна. Поэтому опостылевший ухажер сразу же возник из воздуха прямо перед ее глазами.

– Зария!

И снова девушка молча обошла его. Хромота у нее после недавнего злоключения усилилась, нога разболелась, а в горле стоял комок. Но приученная к боли и молчаливому терпению чернушка продолжала работать: собирала на огромный поднос грязную посуду и, скособочившись от тяжести, таскала ее на кухню.

– Послушай меня…

Обида и злость всколыхнулись в душе, но девушка безжалостно подавила гневный порыв. Несмотря ни на что – ни на уверения Василисы, ни на неуклюжие уговоры Багоя, ни на оправдания обидевшего ее колдуна, – она по-прежнему считала, что все сказанное ей несостоявшимся насильником – правда. Она урод. Ее не полюбят. Да и кому такое в голову придет? Что в ней любить? Ущербная, колченогая, истощенная… Жалкая пародия на женщину.

Но кое-что сказать Глену все-таки следовало. Потому что нога болела, и всякий раз обходить пусть и бесплотного, но такого навязчивого духа, чернушке надоело. Да и неудобств причиняло немало.

– Я благодарна тебе, – негромко произнесла она.

Сердце в груди болезненно сжалось, воздух с трудом просачивался в пересохшее горло, душа плакала, но Зария заставила себя улыбнуться.

– Благодарна? – Глен выглядел встревоженным.

Он всматривался в девичье лицо, занавешенное длинной челкой, и глаза его темнели.

– Да. Если бы не ты… Не твой поступок. Я бы так и не поняла, что мне здесь не место, – она снова улыбнулась – грустно и задумчиво. – Когда луна пойдет на убыль, я пойду в храм богини и стану послушницей. Пусть во мне есть дурная кровь и из-за этого я на всю жизнь останусь только в младших, я стану служить…