Перемещенный

• Предыдущая
• 27/187
• Следующая

Хохленко, средних лет рослый парень с коротко остриженными русыми волосами, отслужил в свое время в ВДВ. Опыт, как в управлении группой, так и в разведке, имел близкий к нулю, но учился быстро и, самое главное, умел извлекать уроки из собственных ошибок. Идею Степана он воспринял сразу и они тут же, без всяких проволочек, взялись за ее исполнение. После завтрака обе группы в полном составе выдвинулись за территорию лагеря — как раз в ту самую часть леса, где Степан ночью тренировал свою группу. Для их замысла место это подходило по всем параметрам: лесная тропка вилась по смешанному лесу, деревья и кустарник то подходили к ней вплотную, то наоборот — отступали метров на десять-пятнадцать, создавая прекрасный обзор. Подобраться в таком месте к часовому, бдительно несущему свою службу, делом было по меньшей мере непростым.

Без устали отрабатывали скрытый подход и условное уничтожение группы противника как на месте, так и в движении. Учились, как правильно делать «лежки» для снайпера и где их делать наиболее целесообразно, используя рельеф и специфику местности. Учили бойцов не перекрывать сектора обстрела друг другу. Взаимодействие личного состава в бою, их правильное понимание своей роли в той или иной конкретной схеме действия группы — вот что Степан считал первоочередной задачей. Под конец намаялись так, что в лагерь возвращались чуть ли не ползком — прекрасная добыча для любого потенциального хищника.

В их казарме уже хозяйничала Нюра. Полы подметены, окна вымыты до зеркального блеска. На столе — сверкающая белизной скатерть, уставленная всевозможными вкусностями да столовыми приборами на семь человек. И хотя люди буквально валились с ног, никто не захотел обидеть отказом девушку. Гурьбой приняли душ, переоделись во все чистое и уселись за стол. Откуда-то взялись силы: люди с аппетитом ели, обменивались шутками, вспоминая перипетии минувшего дня. Основной мишенью для дружеских «подколов» по праву оказался Юрий Радченко. Не повезло парню сегодня — он умудрился ползком проползти по ничего не подозревающей змее, что принимала солнечные ванны неподалеку от тропинки. Результатом такой преступной халатности и явился укус в бедро. К счастью, сработали оперативно: почти мгновенно на месте укуса был сделан крестообразный надрез и Некрасова, по воле случая оказавшаяся в самой непосредственной близости от жертвы, принялась без промедления отсасывать яд. Делала она это с таким сосредоточенным выражением лица, что, несмотря на весь трагизм ситуации, всех присутствующих поневоле пробивало на смех. Тогда они сдержались. А вот сейчас — не смогли. Смеялись, смеялись до икоты, смакуя каждый миг этого волнительного действа. К счастью, змея оказалась молодой. Да и Женя поработала на славу. В итоге Юра отделался лишь легким испугом и неглубоким разрезом. Ерунда — до свадьбы заживет.

Когда посуда была тщательно вымыта, а подчиненные разбрелись наконец по постелям, он решил провести Нюру до самого дома. Очень уж не хотелось ему отпускать девушку одну — как-никак кромешная тьма кругом. Мало ли, какие твари шарахаются по лесу ночью?

Нюра шла, постукивая каблучками по мостовой, время от времени останавливаясь для поцелуев. Он целовал ее губы, глаза, ямочки на щеках. Вдыхал безумный, фантастический аромат ее тела, а затем, когда они миновали КПП, подхватил Нюру на руки и понес. И никогда еще в его руках не было легче и желаннее ноши!

— Ты же так устал, дурачок! — прошептала Нюра и сделала неловкую попытку высвободиться. Степан, державший свою добычу весьма крепко, лишь прижал ее к себе еще сильнее, чтобы ощутить тепло маленькой, упругой груди.

— Я так тебе завидую!

— Это еще почему?

— У тебя есть работа. Настоящая, которая приносит пользу. Есть люди, которые уважают, верят в тебя и готовы пойти за тобой куда угодно.

Степан не стал спорить. Прядь Нюриных волос при каждом шаге щекотала ему ноздри.

— А я…

— А что ты?

— Через год я буду работать на ферме. Направление уже прислали. И это навсегда, на всю жизнь, понимаешь?

Как не понять? Степан понимал. Потому и спросил осторожно:

— Почему именно на ферме?

— Да потому что, если родители оба погибли на фронте, детям их запрещено поступать на военную службу. Таков закон.

— Ах зако-он, — протянул Степан. — А что, правильный закон. Воинский долг перед Империей твои родители уплатили сполна. И за тебя, и за детей твоих.

— А они будут, дети? — посветлела Нюра.

— Еще какие! — он сказал это так уверенно, что сам вдруг понял: да, действительно, будут. Вот только нескоро, позже. Хотя бы годика через три. Почему так? Ну хотя бы потому, что Нюра в его глазах все еще оставалась ребенком. Да, он любил ее, да, она была желанна, как никакая из женщин. Но года, года! Как можно убедить себя в том, что ты имеешь моральное право обесчестить пятнадцатилетнюю девушку? Именно обесчестить — в его словаре иного определения данного поступка попросту не было. И пусть все законы и морально-этические нормы этого мира в один голос твердят, что, наоборот, это нормально, что так и должно быть, Степана их увещевания волновали мало. Он слишком хорошо себя знал. Знал, что себя уже не переделать. Не в этой жизни.

— Постой, — Нюра высвободилась из его объятий, и они пошли рука об руку по ночному лесу. — Я давно хотела тебя спросить…

— О чем?

— Я тебе люба?

— А что, у тебя есть какие-то сомнения?

— Нет, скажи мне прямо!

— Ну хорошо: люба.

— Тогда у нас очень мало времени! — она ускорила шаг настолько, что Степан едва успевал теперь поспевать за ней.

• Предыдущая
• 27/187
• Следующая