Фанфики

Оглавление

Один из результатов: ростовщичество — постоянное занятие русской аристократии.

Мономах, придя в Киев княжить, наказывает ростовщиков. Все упомянутые — из высших чиновников. Сращивание власти и капитала — весьма экономически прибыльно. Правда, недолго — до очередного «мономаха».

Для противодействия такой боярской «беспросветной благотворительности», вот в это время, во второй трети 12 века, начинают создаваться купеческие гильдии. Сначала — как средства защиты своих членов от произвола, позже — как «неестественные монополии».

Цеховая система здесь пока ещё не жёстко формализована. Но процесс идёт: общины при церквях трансформируются в купеческие сотни. Народ же селится по профессиональному признаку: улица шорников, улица гончаров, Кузнецкий мост… территориально — церковный приход.

А сами церкви, особенно — паперти, используются как склады товаров. Это и в «Русской Правде» прописано.

У Рябиновской вотчины основной товар — полотно-паутинка. Для Западной Европы с развитыми цеховыми организациями — контрафакт и доказательство преступления. Там бы нам за попытку полотном торговать — просто морды бы набили. Здесь… мягче. Правда, и мы не наглеем: товар на торг не выносим, по прилавкам не раскладываем. Все сделки идут «в частном домовладении». На торжище и в купеческих домах — только разговоры.

– Глава 232

Николаю «паутинка» в тему: он и прежде дорогими тканями торговал. А вот всё остальное… проблематично.

Николай был младшим партнёром в уважаемом купеческом доме. Разорился, стал закупом, приказчиком где-то в лесной глухомани. Формально — бестолочь, неудачник, «лузер». Серьёзный купец на него в полглаза смотрит:

– Ну и чего в ваших турлах хорошего может быть? Бобра, что ль поймал?

Но «паутинка» на местном рынке известна. Хотя прежде и не торговалась — приходила на княжий двор податью, да там почти вся и оставалась.

Опять же: закуп-то закуп, но Николай — главный приказчик. У столбового боярина, которому ещё и вотчину учетверили. Человек на такой должности управляет немалыми товарно-денежными потоками.

Так что положение у Николая нынче… разнообразное. Родня и прежние знакомцы из старших в торговых сотнях его гнобят:

– Николашка-то? Да, поди, опять какое-то барахло толкать будет.

Другие, порисковее да попроще, уже «господин Николай» величают.

Одни через губу цедят:

– Ну, по доброте моей душевной, возьму у тебя штуку полотна. Может, и продастся. Ясно — не за твою цену. Ты ж завсегда на голову больной был. Придёшь после Рождества — отдам твою дольку, коль наторгуется.

На «Святой Руси» купцы прекрасно различают кучу разных форм торгового партнёрства и возможные при этом коллизии. Включая, например, разницу между долевым участием и комиссионными, разную ответственность при банкротстве злонамеренном и непредумышленном…

Другие «добры молодцы» норовят влезть в долю:

– У меня-то! Мой кум родной! У торопецкого посадника — самый ближий истопник! Как на ночь хозяину шепнёт — так тот по утру и сделает. Давай вашу мазь колесную, и сделаем в Торопце, как в Елно. Только вдесятеро! А мне, слабосильному да малохольному за то — дольку малую. Четверть с продажи.

В общем — Николай весь на нервах. После сегодняшнего успеха с применением казначейши — отпустило немного. Чуть выпил — мало не целоваться лезет:

– Ваня! Светочь ты наш! Ты ж такое дело сделал! Теперя все мои недоброжелатели да злопыхатели… Вона они у меня где! Теперя ни одна гнида в городе не посмеет сказать, что Николка Бухарёныш — торга вести не умеет! Господи! Мне теперя прям солнце воссияло! А то… А теперь-то…

Почему «Бухарёныш» — не знаю. Прозвище у него тут такое. Знаю, что он когда-то ходил в Бухару, и что-то там приключилось.

Я прекрасно понимаю, что ему торговаться было очень тяжело. Товар и деньги мои. А гонор, об которые местные купцы ноги вытирали — его личный. Но вот же — терпел, уговаривал, улыбался. Даже когда в глаза хамили. Но цену держал. А теперь — всё.

– А теперь, Николай, торг, в смысле — продажа, закончились. Теперь ты будешь покупать. Товар пальцем ковырять да по-всякому хаять. Колёсную мазь мы в Елно скинули. Со взяткой, с посадником, но — продавили и цену взяли. Теперь от этой цены только вверх плясать будем. Здесь, в Смоленске, поговори осторожно с Бонятой-тысяцким. Акима припряги. Кто из друзей его прежних ныне в силе — потолкуй. Полотно-паутинку мы сегодня всё сбросили. Тоже с приключениями. С казначейшиными сиськами. Но, вроде, без последствий. Образцы наручников и ошейников мы с торга сняли — цены настоящей не дают. Спирт… сами пьём. Что у нас ещё осталось?

Не хочется снова… удивляться в сторону коллег-попаданцев, но вот: два главных моих товара, даже без наворотов с инновациями, удалось успешно продать только попеременно форсируя коррупцию и порнографию. А нормально… нормальные купцы годами на рынок пробиваются. Потому так и ценят здесь опыт купца и репутацию торгового дома.

– Сегодня ещё ведро скипидару купили. Купчина зашёл, ну, посмотреть на казначейшу. Я ему для разговору ведро-то… Ещё два осталось. Шкуры лосиные, пара лисьих, два десятка беличьих — уже ушли. Три горшка образцами были — побились. Ну, когда они тама… полотно на её… этих… люлях проверяли.

Да, фактически мы закончили торг. Традиционную продукцию лесной вотчины я продавать запретил. Мёд, воск, шкуры, рабы…

Продукты питания, материал для массовой простой одежды и обуви, для строительства и земледелия — самому нужны. И нужна ещё чёртова прорва всякого разного. Всё — в вотчину, всё — вкладывать. Николай уже прикидывает, как «сделанные из воздуха» серебрушки потратить на всякие полезные вещи.