Том 5. Письма из Франции и Италии

Оглавление

176

236

интродукции, увертюры (итал.). – Ред.

237

чувствительности (франц.). – Ред.

238

«Долой воров!» (франц.). – Ред.

239

«Да как же это? – величайшие люди, художники, таланты, ученые… с восьмидесятых годов почти все принадлежат к буржуази?» – Это ничего не значит; во-первых, в наше время есть множество людей, не принадлежавших ни к какой касте, ни к какому сословию, всего менее к тому, в котором родились; они просто люди; что было в Пушкине чиновничьего, – а ведь он был титулярный советник. Буржуази не индейская каста. Bourgeoisie n’oblige pas <Принадлежность к буржуазии ни к чему не обязывает (франц.)>, - можно сказать в противоположность известной пословице; для того, чтоб быть буржуа, недостаточно родиться, надобно им сделаться или по крайней мере не сделаться ничем другим; буржуа тот, кто сознает себя таким, кто ненавидит аристократию в одну сторону и презирает народ в другую…

240

«Господа, объявляю перерыв» (франц.). – Ред.

241

«Господа, объявляю заседание открытым» (франц.). – Ред.

242

Заключение, связанное с принудительной работой (франц.). – Ред.

243

Я долго думал, послать эти письма или нет. Первое писано в декабре 1847, второе – в феврале 48. Это значит, по ходу событий, лет двадцать тому назад. Потом я решился именно по этой причине послать их. Они получили исторический интерес, в них сохранились воспоминания времени, которое вдруг отодвинулось от нас; так отодвинулось, что его едва уже видно; мы начинаем забывать черты старой Франции и отроческой Италии, с тех пор как одна отдала богу душу, а другая возмужала. Рим. – 2 апреля – 1848.

244

отныне истина (франц.). – Ред.

245

Это писано прежде, нежели я познакомился с неаполитанскою чернью и с лаццарони, – об них я не могу сказать того же – они действительно, как сами себя называют, miserabile gente <жалкие люди (итал.)>. – Зато они и составляют исключение. Честный бедняк в Италии может просуществовать сутки на десять копеек медью – и притом, сверх хлеба, купит броколи и выпьет вина. Говорят, итальянцы ленивы, – быть может, к этому ведет и климат, и легкость, с которой здесь достается кусок хлеба, и чрезвычайная умеренность итальянца в питье и еде. – Да, сверх того, я, право, не знаю, зачем быть ретивым, – французов и англичан никто не обвиняет в лени, работники где-нибудь в Лионе или Манчестере работают страшно много, а еще хлеба насущного не заработали! В Италии с голоду не умирают, а работа так дорога, что хозяева дорожат работниками. –

246

«Здесь я человек, здесь я могу им быть!» (нем.). – Ред.

247

на потребу (лат.). – Ред.

248

О ты, которую наградила судьба несчастным даром красоты!.. – О, если бы ты была менее красивой или более сильной, если бы тебя больше боялись или меньше любили… (итал.). – Ред.

249

<Да (итал.)> – – là dove il si suana. - Dante. <там, где звучит «да». – Данте (итал.)>

250

Кстати – к военным. Что это за войско в Пиэмонте? Я нигде не видал таких солдат, как, например, в сардинской гвардии, стоявшей в Генуе. Что за народ, какая мужественная осанка, и притом совершенно свободная, ничего нет похожего на прусских деревянных солдатиков.

251

Не надобно забывать, что здесь идет речь о реформе, данной в ноябре 1847. С тех пор король дал конституцию в феврале 48. – До ноября в Сардинии были запрещены тосканские и римские журналы, кроме официальных, даже «Journal des Débats» не был дозволен! Теперь это кажется сказкой.

252

«Да здравствует Карл-Альберт, да здравствует Италия, да здравствует Пий IX!» (итал.). – Ред.

253

таможенная лига (итал.). – Ред.

254

Что же вы хотите, вместо «Пия девятого» мы сыграли вам отрывок из «Сороки-воровки» (франц.). – Ред.

255

«Да здравствует Джоберти и независимость!» (итал.).°– Ред.

256

Особенно в такой гостиной, где охотник рассказывает свои встречи и где грустная, изнуренная тень Антона Горемыки грустно качает головой. Кстати – мне «Антон Горемыка» попался середь шума, вихря, блеска и сатурналий неаполитанского карнавала и тамошней конституции. Я, совершенно не приготовившись, взялся за эту повесть – и она меня задавила, за это memento patriae <помни о родине (лат.)>, за это угрызение совести я бесконечно благодарен автору. Что, как об ней говорят славянофилы? – «Неуважение к народу, неуважение к оброку – –». Да полно, есть ли на свете славянофилы? Для них нездоров современный воздух, он не принижает личности, не верит в пользу главы общины, сосущую, как накинутый горшок, кровь из приниженного брата; не переносит личность вне самого себя (секрет, подогретый славянами из Гегелевой «Философии истории», меж нами буди сказано). Вообще он не любит ни ирокезские письма к друзьям, ни готтентотские статьи покойного «Маяка» и параличного «Москвитянина».

257

Разумеется, смех смеху розь: есть смех, который только возбуждается в душе цинической, грубой, развращенной. Человек, который бы не от негодования, не от того, что слез мало, а по веселому нраву захохотал бы над «Антоном», когда его повезли из деревни, – был бы так же отвратителен, так же гадок, как какой-нибудь Ноздрев или Хлестаков, который ввернул бы подлую шутку, глядя на великие события в Италии.