Собрание сочинений. Т. 2. Старинные рассказы

Оглавление

161

И тогда перестает быть милым свет. Днем небо в лиловых облаках, голоса людей сливаются в ненужный шум, валится все из рук, и никакие яства не сладки. Ближе к ночи земля холодит ноги, а голова и грудь пышут жаром. В самую ночь мягкая постель хуже резаной соломы и крапивного ложа, — нет бабе дыханья, руки напрасно шарят, в теле зуд, и сна нет ни на спине, ни на боках, ни ничком — адовы муки, и ночи нет конца, а утренняя заря не радует и не облегчает.

Вот тогда-то и прилетает к тоскующей безо всякого зова великий облегчитель и убийца Любостай.

Он прилетает во образе змея, но никто его в этом образе не видел. Подлетев к избе, рассыпается огненным дождем, ничего не сжигая. Но от жару и пламени в избе раскидывается спящая и теряет сознание. Когда же приходит в себя, — с нею дорогой человек, вернувшийся на тайную побывку. Радости не описать, а страсти обоих нет ни удержу, ни конца. К утру опять засыпает женщина, но сном счастливым, а просыпается одинокой, усталой, ослабевшей, но спокойной на весь день до солнечного захода. Только к новой ночи просыпается прежняя тоска, — но теперь ждать уже недолго.

Так и бывает, из ночи в ночь, пока Любостай не выпьет из покинутой женщины всю кровь, все молоко, все жизненные силы до последней капельки. Помочь ей ничем нельзя, да она и сама не хочет помощи: ей дороги и милы ночные свидания и ни на что она их не променяет. Пройдут недели, месяцы, а то и год, сколько хватит сил, — и неутешные родные сволокут на погост жертву Любостая.

Совсем иное — Фармазон. Он без зова не приходит и нужен не всякому. Но если молодому или пожилому человеку восхотелось чего-нибудь недостижимого, если жизнь показалась ему скучной и несносной, свет для него сошелся клином, пожелалось ему богатства, славы, красоты, мудрости, любви первой красавицы, власти над людьми, — вот тогда он может призвать к себе Фармазона.

Нужно для этого выйти в чистое поле ночным часом, и чтобы звезды в эту ночь были ясны, а луны не было. На звездном небе нужно отыскать звезду самую тайную и прекрасную, поднять к ней руки — и голосом спокойным, без крика, без слез и униженья, позвать Фармазона. Не к каждому, — а все же может Фармазон неведомо откуда явиться. Особенно объяснять ему не приходится, — он сам все понимает лучше нашего. Богатство и слава стоят подешевле, женская любовь подороже, но если просит человек великих знаний и мудрости, — за это плата высока. Но чего бы человек ни просил, — прежде всего, пожалуйста, расписку! Разрезывают правый мизинец и пишут на бумажке собственной кровью. Ту расписку Фармазон берет с собой, да еще, про случай, снимает с просителя живой патрет, на всякий случай, а на какой — увидим.

Что Фармазоном обещано, — то и исполняется. Станет бедняк богатым, а к ранее неудачному в любви самая лучшая красавица сама бросится на шею. Славы желаешь — славы добьешься, из мужика станешь барином, из Петрушки — Петром Ивановичем господином Кривоносовым. Если же возжелал стать мудрецом — держись крепче на ногах, не упади от великих прозрений!

Но может случиться и так, что богатство не даст тебе сладости, женщина опостылеет, слава приестся, и захочется человеку стать прежним простаком, без лишних знаний и догадок, счастья не приносящих. Тогда еще есть время расторгнуть договор, подписанный с Фармазоном, и вернуть страшный залог: душу, назначенную идти прямо к дьяволу.

И делается это так. Опять выходит человек в чистое поле, опять зовет и кличет Фармазона: «Верни мне расписку, получай свой процент!» Если была куплена мудрость — меньше смерти платы за нее нет; за все остальное — короткая расправа. Ставит Фармазон готовый патрет, палит в него из ружья, обычно в морду, расписку возвращает, а сам исчезает бесследно к востоку. После чего морда человека изуродована, зато душа спасена.

Откуда было в Кирсановском уезде такое поверие — загадка для людей ученых. Одно можно сказать: насколько же раньше все было проще и удобнее, да и договоры с тогдашней нечистой силой были как будто легче и выгоднее, чем с нынешней! Тело прозакладывалось, — но душа при нужде спасалась; ныне же тела иначе не спасешь, как погубивши навеки душу.

В этом и разница между прошлым и настоящим!

КНЯГИНЯ И ПОСЛУШНИК

Каким образом в монастырского послушника, убивавшего собственное тело постом на хлебе и воде, могла вселиться африканская страсть, — непонятно и из обстоятельств дела не видно. И что так увлекало его в княгине Голицыной, которая была лет на двадцать его старше и решительно ничем не замечательна? Говорили, что она была довольно красива в ранней молодости, замуж вышла поздно, двадцати девяти лет, с мужем жила хорошо, занималась благотворительными делами. Драма произошла, когда Вере Дмитриевне было уже пятьдесят лет и она только что потеряла мужа.

Вообще много неясного в этой страшной драме, надолго взволновавшей Москву в начале пятидесятых годов прошлого столетия. О ней много писали и говорили, и я не уверен, что этот сюжет не использован каким-нибудь тогдашним драматургом или романистом. Роман княгини и монастырского послушника — грешно упустить такую тему! Советские авторы и по сию пору усердно сводят коммунистов с дочерьми бывших генералов и помещиков, выводя отсюда блестящие, хотя и скучноватые умозаключения.

Герою московской драмы, Николаю Семеновичу Зыкову, было двадцать лет, когда, окончив курс института Корпуса путей сообщения, он поступил чиновником в канцелярию московского гражданского губернатора. Об отличных его способностях свидетельствует то, что одновременно он занимался науками и преуспевал в них настолько, что годом позже был членом-соревнователем императорского общества истории и древностей российских, членом Статистического кабинета, Московского художественного класса и Российского общества любителей садоводства, еще через год — членом Московского благотворительного общества и Попечительного комитета Императорского человеколюбивого общества. Ряд званий разнообразнейших, указывающих, что молодой человек быстро выдвинулся и делал настоящую общественную карьеру. Одновременно из канцелярии гражданского ведомства он перешел в ведомство военного генерал-губернатора, при котором стал чиновником особых поручений.