|
Оценить:
|
Меа
8
МАРРИЭТОВЫ МИЧМАНЫ
Марриэтовы мичманы,
Вы, лихая ватага,—
Здесь лукаво-комичные,
Там живая отвага!
Вслед за вами, по вспененным
Тропам, с детства мы — чайка!
Волны пели, и в пеньи нам:
«Примечай! примечай-ка!»
Где учебник? Рассеянно
Глаз твердит: «Смерть Аттилы»…
А в мечтах: из бассейна
Голубого — Антиллы.
А в мечтах: на фрегате мы,
Шхуны в плен с их поклажей!
Мальты там берега из тьмы,
Шум и скрип такелажа.
А за шквалами шалости:
Красть изюм, бить нежонок…
Ах! припомнить до жалости
Те страницы книжонок,
Ту неправду, что измала
Жгла огнем неустанным,
Ту, что волю в нас вызвала —
В жизни стать капитаном!..
20 августа 1923
ПЕСНЯ ДЕВУШКИ В ТАЙГЕ
Медвежья шкура постлана
В моем углу; я жду…
Ты, дальним небом посланный,
Спади, как плод в саду!
Весна цвела травинками,
Был желт в июле мед;
Свис, в осень, над тропинками
Из алых бус намет.
Лежу, и груди посланы
Ловить слепую мглу…
Медвежья шкура постлана,
Тепла, в моем углу.
Таясь в тайге, с лосятами
Лосиху водит лось…
Мне ль с грудями не взятыми
Снег встретить довелось?
Весна цвела травинками.
Вот осень. Зрелый груз
Гнут ветры над тропинками,—
Лесных рябин и груш.
Медвежья шкура постлана…
Ты, свыкший ветви гнуть,
Ты, ветер, небом посланный,
Сбрось грушу мне на грудь!
7 февраля 1923
ГДЕ-ТО
Островки, заливы, косы,
Отмель, смятая водой;
Волны выгнуты и косы,
На песке рисунок рунный
Чертят пенистой грядой.
Островки, заливы, косы,
Отмель, вскрытая водой;
Женщин вылоснились косы;
Слит с закатом рокот струнный;
Слит с толпой ведун седой.
Взглянет вечер. Кто-то будет
Звать красотку к тени ив.
Вздохи, стоны, споры: — «Будет!»
— «Нет! еще!» — Над сном стыдливым
Месяц ласки льет, ленив.
В ранний вечер кто-то будет
Звать красотку к тени ив…
Пусть же солнце сонных будит!
Месяц медлит над отливом,
Час зачатья осенив.
14 мая 1923
НАЕДИНЕ С СОБОЙ
ТА ЖЕ ГРУДЬ
Давно охладели, давно окаменели
Те выкрики дня, те ночные слова:
Эти груди, что спруты, тянулись ко мне ли?
Этих бедер уклоны я ль целовал?
В памяти плиты сдвинуты плотно,
Но мечты, зеленея, пробились меж них:
Мастеров Ренессанса живые полотна,
Где над воплем Помпеи рубцевались межи.
Ведь так просто, как счет, как сдача с кредитки,
С любовницей ночью прощаться в дверях,
Чтоб соседка соседке (шепот в ухо): «Гляди-тка!
Он — к жене на постель! я-то знаю: две в ряд!»
И друзья хохотали, кем был я брошен,
Бросил кого (за вином, на авось),
Про то, как выл в страхе разметанный Брокен,
Иль стилет трепетал через сердце насквозь.
Были смерти, — такие, что смерть лишь насмешка,
Были жизни, — и в жизнях гейзер огней.
Но судьба, кто-то властный, кричал мне: «Не
мешкай!»
И строфы о них стали стоном о ней.
Так все камни Эллад — в Капитолии Рима,
Первых ящеров лет — в зигзаге стрижа.
Пусть целую другую! Мне только зримо,
Что я к той же груди, сквозь годы, прижат!
7 июля 1922
ЭТО Я
В годы — дни (вечный труд!) переплавливать
В сплав — часы, серебро в глубину!
Что ж мы памяти жадной? не вплавь ли звать
Чрез остывшую лаву минут?
Сны цветные ребенка задорного
Молот жизни в сталь строф претворил,
Но туманом явь далей задернуло,—
Голубым, где был перл и берилл.
Что нам видеть, пловцам, с того берега?
Шаткий очерк родного холма!
Взятый скарб разбирать или бережно
Повторять, что скопила молва!
Мы ли там, иль не мы? каждым атомом
Мы — иные, в теченьи река!
Губы юноши вечером матовым
Не воскреснут в устах старика!
Сплав, пылав, остывает… Но, с гор вода,—
Годы, дни, жизнь, и, ужас тая,
В шелест книг, в тишь лесов, в рокот города,
Выкрик детской мечты: это — я!
9 июля 1922
У СМЕРТИ НА ПРИМЕТЕ
Когда шесть круглых дул нацелено,
Чтоб знак дала Смерть-командир,—
Не стусклена, не обесценена
Твоя дневная прелесть, мир!
Что за обхватом круга сжатого,
Доступного под грузом век?
Тень к свету Дантова вожатого
Иль червь и в атомы навек?
Но утром клочья туч расчесаны;
Пруд — в утках, с кружевом ракит;
Синь, где-то, жжет над гаучосами;
Где айсберг, как-то, брыжжет кит.
Есть баобабы, и есть ландыши…
Пан, тропы травами глуша,
Чертежник древний, правит план души…
Да! если есть в мозгу душа!
И если нет! — Нам одинаково
Взлетать к звезде иль падать к ней.
Но жердь от лестницы Иакова,
Безумцы! вам всего ценней!
Да! высь и солнце, как вчера, в ней… Но
Не сны осилят мир денной.
И пусть шесть круглых дул уравнено
С моей спокойной сединой.
24 июня 1923
ДОМОВОЙ
Опять, опять, опять, опять
О прошлом, прежнем, давнем, старом,
Лет тридцать, двадцать, десять, пять
Отпетом, ах! быть может, даром!
Любимых книг, заветных лиц
Глаза, страницы, строфы, всклики;
Гирлянды гор, ступни столиц,
Муть моря, плавни повилики…
В земной толпе — я темный дом,
Где томы, тени, сны, портреты;
Эдгаров Янек — я; за льдом —
Ток лавы, памятью прогретый.
