Устать друг без друга

Оглавление

Она заходила в мастерскую, которая соединялась с ее комнатой, и смотрела поверх картин на океан, который и отсюда тоже был неплохо виден.

Лаура смотрела на верхушки синего леса вдали и отпивала маленькими глотками горячий кофе. Но боковым взглядом она прекрасно видела свои картины, и через миг она уже была с ними.

Она мгновенно вживалась в них, она брала в руки кисть и добавляла маленькие, незаметные штрихи в свои еще не завершенные работы.

Через пару месяцев должна была состояться ее выставка в Париже, знающие люди находили необычным ее понимание окружающего мира, природы, людей, вышедших из этой природы, но неотделимых от нее, являющихся ее органичной частью, и даже цветом Лаура никак не разделяла эту взаимосвязь.

Некие образы, видения, мечты, которые никогда в этой жизни не сбудутся… и воспоминания. Абстрактные, расплывчатые, нереальные, пропитывающие всю нашу жизнь, каждый ее шаг и миг, не подвластные ни разуму, ни расчету… Вся наша жизнь – воспоминания. Куда бы мы ни бежали, в Париж, в открытый океан, в небо, воспоминания, пропитывающие все наше тело, сжигающие сердце в самый неподходящий миг…

Когда в руке у тебя самое вкусное в мире мороженое, самого твоего любимого цвета, а у ног твоих плещется самый соленый в мире океан, а солнце греет тебя, и безмерная глубина прохладных вод манит тебя к себе. И тут вдруг в твоей груди начинает колотиться и подступать к горлу тот образ, который не заменит тебе ни одно благо мира, никакой наивысший комфорт твоего грешного тела и твоей бессмертной души.

Тот образ, который ты порой принимаешь уже за свою душу. Настолько он слит с тобой, с тем, что у тебя внутри, с тем, что тебя составляет, что не передать ни одними словами в мире. Но можно вдруг случайно иногда увидеть в своих же собственных рисунках. Да, не всегда, а только лишь случайно.

И куда бы ты ни отворачивалась от этого преследующего тебя образа, разум твой прекрасно понимает, что это сделать уже невозможно никогда. Что этот образ уже ты сама и есть, и это твой мир и мир вокруг тебя.

И вдруг случайно Лаура замечала, что сегодня она, оказывается, опять нарисовала его руку, или его взгляд, или его уголки губ, или его печаль.

И тогда она отворачивалась, закрывала глаза, бежала от самой себя, она не хотела этого, она до первобытных чувств этого боялась, но все больше и больше втягивалась в него, врастала в него, вживалась. Она прижималась к его руке, к его взгляду, к его уголкам губ, к его печали всей собой, своим телом, своим сердцем.

И стояла так, жила так непостижимо долго, как будто бы она была уже вовсе не она, а штрих, часть ею же созданного рисунка.

В это утро Лаура еще не была в своей мастерской, она оттягивала свое самоистязание, сидела на кровати, пила кофе и смотрела на небо за окном.

Она все еще сидела так, когда в дверь постучали.

– Войдите, – сказала Лаура и слегка обернулась к двери.

В комнату вошел Грег. Он был уже с утра пораньше в костюме и белой рубашке, как будто бы он каждый день уходил на какую-то очень важную и безумно ответственную работу.

Но ведь для Грега вся жизнь была – работа, и он не останавливался в этой жизни ни на минуту передохнуть.

– Привет, – сказал Грег.

Лаура улыбнулась ему.

– Привет, – сказала Лаура.

Грег подошел к Лауре и поцеловал ее. А потом он потрепал за ухо большого плюшевого зверя, который сидел рядом с ней на кровати.

– Ты помнишь, как я тебе его подарил? – спросил Грег про зверя.

– Нет, – покачала головой Лаура, – мне кажется, что он был здесь всегда.

– А кто это такой, ты теперь знаешь? – спросил Грег, – помню, мы всегда гадали, на какое именно животное он похож, но так ни на чем и не остановились.

– Я и сейчас не знаю, кто он такой, – сказала Лаура, – но только теперь мне это безразлично, он просто у меня есть и все.

Грег сел на кровать рядом с Лаурой.

– Все твои няни были от него просто в шоке, – сказал Грег.

Лаура рассмеялась.

– О да, я помню, – сказала она, – у меня было их так много.

– В смысле, нянь? – уточнил Грег.

– Да, в этом смысле, – сказала Лаура.

– Все они были очень непутевыми, – сказал Грег.

Он махнул рукой куда-то в сторону бывших непутевых нянь Лауры.

– Ты просто слишком к ним придирался, – сказала Лаура.

– Они были несносны, – сказал Грег, – была бы моя воля, я бы вообще их не нанимал. Если бы у меня было больше свободного времени, я бы и сам за тобой отлично ухаживал.

– Подогревал бы мне бутылочки с молоком? – спросила Лаура.

– Я и делал это регулярно, – оживился Грег.

– Что ты говоришь? – рассмеялась Лаура.

– Ты мне не веришь? – сказал Грег.

– Я просто этого не помню, – пожала плечами Лаура, – а ты зачем пришел?

– Пригласить тебя на завтрак, – сказал Грег.

– Как это мило с твоей стороны, – сказала Лаура, – тогда что же мы тут сидим и ударяемся в воспоминания?

– Идем, – встал Грег и подал Лауре руку.

Лаура тоже встала.

– Да, кстати, – добавил Грег, – тебя к телефону.

Лаура внимательно посмотрела на Грега, но он искренне заинтересовался ближайшим шкафом.

– А меня нет дома, – сказала Лаура.

– Ага, понял, – сказал Грег, продолжая разглядывать шкаф, – ну тогда пошли завтракать, – и он вновь посмотрел на Лауру.

И Грег обнял Лауру за плечи, и они вышли из комнаты.

А солнце тем временем озарило предметы в комнате, оставшиеся в гордом одиночестве, и картины в мастерской. И высветило все краски, и сразу стало видно, что это только лишь холсты и краски, а не мечты, надежды и воспоминания.

Ничего общего. Вот и все.