Опасная тайна Зала фресок

Оглавление

— Потому что я умею наблюдать за людьми, — ответила гостья. — Это моя работа. Я автоматически подмечаю микросигналы — едва заметные признаки, выдающие человека с головой. Моих друзей это бесит. Они считают, я за ними слежу.

— Они правы?

Шарлотта улыбнулась:

— Конечно. Может, поэтому друзей у меня мало.

— И какие же микросигналы выдали меня?

— Ваши глаза. Простой физиологический факт: когда папаша смотрит на ребенка, его зрачки расширяются. Если не расширяются, значит, детей у мужчины нет.

Энцо вручил ей кофе.

— Меня всю жизнь выдают глаза. Из меня никудышный лжец. Молока или сахару?

Она покачала головой:

— У вас вообще очень интересные глаза — один голубой, другой карий. Синдром Ваарденбурга?

Энцо удивился:

— Впервые в жизни встречаю человека, который знает, что это такое!

— Генетическое заболевание, характерными признаками которого служит частичный альбинизм, расщелина неба, иногда дисморфизм черт лица…

— И нарушение слуха. К счастью, у меня только разные радужки и белая прядь. Но, как и любое генетическое нарушение, синдром Ваарденбурга с вероятностью пятьдесят процентов передается детям.

— А у вас?..

— Пятьдесят на пятьдесят. У одной дочери есть, у другой нет. Правда, у них разные матери, может, в этом дело.

— Значит, вы женаты?

— Вдовец. — Он отпил кофе, стараясь не показать, что ему неприятно говорить на эту тему.

— Извините. И давно?..

— Почти двадцать лет. Как кофе, ничего?

— Очень хороший. — Некоторое время они молча пили черный, как деготь, напиток. — А какой у вас интерес к делу Гейяра?

— Академический. — Помедлив, Маклеод признался со смущенной улыбкой: — Плюс одно дурацкое пари.

— Пари?

— Мы поспорили, что любое старое преступление можно раскрыть с помощью современных научных методов и оборудования, — сказал Энцо и добавил после паузы: — Или нельзя.

— Тогда вы выбрали не самый легкий случай. В этом деле с самого начала практически ничего не было — ни тела, ни признаков борьбы в квартире. Роже сильно критиковали за то, что он включил дело Гейяра в число семи наиболее знаменитых нераскрытых преступлений. До сих пор даже не доказано, что Гейяр мертв.

— Выходит, вы в курсе дела?

— Да. — Шарлотта отпила кофе, и Энцо показалось, что она тоже пытается скрыть непонятную неловкость. — Вам известно, что Роже взялся писать эту книгу после того, как нераскрытым осталось убийство его жены?

— Да, оно было седьмым.

Шарлотта пристально смотрела в свою чашку.

— Нелегко поддерживать отношения с жертвой, — сказала она и подняла глаза, почувствовав необходимость объясниться. — Пережившие трагедию тоже становятся жертвами. Я жила с Роже, пока он собирал материал для книги.

Энцо кивнул:

— Но теперь вы расстались?

— Расстались. — Она поставила чашку. — Пожалуй, сейчас самое время вызвать мне такси.

— Конечно. — Он вынул сотовый из кармана штанов и начал набирать номер.

— Энцо… — произнесла Шарлотта, когда он заказал такси, словно пробуя имя на вкус и прикидывая, подходит ли оно собеседнику. — Что это за имя?

— Уменьшительное от Лоренцо. Мать — итальянка, отец — шотландец. Гремучая смесь.

— О да!

Вскоре снизу посигналило подъехавшее такси. Энцо проводил гостью, галантно открыв ей дверь подъезда. Они немного постояли на тротуаре. Маклеоду показалось, что Шарлотта вот-вот исчезнет, как исчезает песок, просачивающийся между пальцев.

— Может быть, поужинаете со мной? — неловко спросил он, как мальчишка, впервые приглашающий на свидание красивую девочку.

Шарлотта ответила, не глядя ему в глаза:

— Я только что рассталась с Роже. Пожалуй, мне нужно побыть одной. — Бросив пакет с одеждой на заднее сиденье, она запустила руку в сумочку и после энергичных поисков извлекла красиво, но сдержанно оформленную визитку. — Но если вам потребуется профессиональный анализ каких-то аспектов дела Гейяра, звоните в любое время. Спасибо за кофе, мсье Маклеод.

— Энцо, — поправил он, когда Шарлотта захлопнула дверцу. Такси, обдав его сизым облаком выхлопных газов, умчалось в ночь, свернув на улицу Мазарини.

ГЛАВА 2

Жак Гейяр был мертв. В этом Энцо не сомневался.

Потирая глаза, он взглянул на часы на каминной полке — начало четвертого. Вечеринка в доме напротив была в самом разгаре. В квартире распахнули окна, и характерный мускусный дым анаши сизыми полосами тянулся через узкую улочку. Воздух вибрировал от монотонного ритма латиноамериканского рэпа.

Начало веселья Маклеод пропустил, зачитавшись собранными Раффином материалами и с головой погрузившись в сокровенный мир Жака Гейяра.

Жэ Гэ, как называли его друзья, был старшим сыном провинциального юриста из Ангулема. Рано проявившиеся блестящие интеллектуальные способности позволили ему поступить в парижский лицей Генриха IV, одну из лучших средних школ Франции. Там он стал первым учеником в классе и получил главный приз по экономике на Concours Général. К тому времени Гейяр уже знал, что будет поступать в Национальную школу управления, сливки сливок высшего образования, куда допускались лишь лучшие умы государства, впоследствии становившиеся премьер-министрами и президентами, словно акулы, отрастившие зубы.

Обычно в Национальную школу управления поступали после Института политических исследований, известного в народе как Сьянс-По, но Гейяр-старший настоял, чтобы сын сначала получил «нормальный» диплом, и Жак Гейяр стал студентом факультета права Института экономических наук д’Асса. Но таков уж был гений юного Жака, что этого ему показалось недостаточно, и он поступил в Сорбонну, на исторический.