|
Оценить:
|
Рандеву с замком
5
Ах какие мы благочестивые дамы! Подумать только! Брунар чувствовал, что еще секунда — и он вцепится в горло покойнице. Проклятье, проклятье, проклятье! Он, Эдуар Брунар, служил мадам Флер верой и правдой чуть ли не со дня собственного рождения, а она? Да как она посмела!
Но ведь Ванетти помер лет десять назад! — осенило оскорбленного в лучших чувствах верного поверенного мадам Флер, когда до него дошло, что завещание датировано октябрем семьдесят шестого. В Мон-Сен-Мишеле уже года три как молодой настоятель, сомнительно, чтобы и келарь Пом до сих пор загостился на этом свете…
Почившую с улыбкой на устах хозяйку обнаружила горничная, когда принесла ей вазу с букетом свежих хризантем — до голубизны белых, — выведенных некогда садовником Жаном и названных им «Фея» в честь голубоглазой феи Джесс.
Горничная вскрикнула, хризантемы тут же очутились в луже воды среди осколков стильной китайской вазы династии Мин на мохнатом ковре ручной средневековой монашеской работы. Замок Жолимон охватила паника.
Глава 1,
которая в аэропорту
В пятнадцать часов двенадцать минут, тяжело дыша, я выволокла огромный чемодан с эскалатора на втором этаже аэропорта. Огляделась, сверила свои наручные часы с электронными над расписанием самолетов, полезла в сумочку, порылась там, снова обвела глазами аэропортовскую публику, пробормотала: «Вот пропасть», — вытащила помаду, присела на корточки и принялась писать на потертом боку чемодана крупными буквами свое имя. На палочке от «Н» помада сломалась и удивительно проворно для такого вязкого вещества отлетела в сторону — прямо под ноги людей с эскалатора!
Я с сожалением посмотрела на останки помады — розовое жирное пятно на полу, стоимостью в полсотни евро, — покачала головой, снова сверилась со всеми часами, невесело хмыкнула и оглядела собственное творение: кривоватые розовые буквы на порыжелой от старости коже: «ЭЛЕI»…
Сойдет, подумала я, он знает, что я Элен, догадается, если уж не совсем тупой. Впрочем… Перед глазами предостерегающе выплыли туповато-самодовольные физиономии американцев, кайфующих в Жолимоне. Тоже ведь клиенты этой ушлой мадам Марамбель — доктора психологии! И зачем я только пошла на поводу у брата, связавшись с «дипломированной» свахой? Я бы сейчас заехала домой, переоделась и к семнадцати часам спокойненько направила стопы на деловую встречу, а не торчала бы в аэропорту, как последняя идиотка, поджидая неведомого жениха из-за Атлантики. Вон какой ухмылкой одарила меня дамочка в юбке из крокодиловой кожи, а как призывно подмигивает щуплый господинчик в помятой «тройке» и в рыжих кроссовках…
И все из-за моей нелепой внешности! Живи я, скажем, в XVIII веке, мои формы и буйные блонды украсили бы, пожалуй, даже спальню короля, но я-то живу сейчас и работаю вовсе не танцовщицей в стрипклубе, а с титаническими усилиями строю карьеру юриста, что весьма не легко — если ты «будуарная» блондинка, никто не принимает тебя всерьез. Даже брат родной: «Юриспруденция — занятие для лысых умников и старых дев, а ты красивая женщина, Элен, и должна радовать мужа красотой!»
Да не хочу я никого радовать! Никакого мужа — тем более. Я с трудом выношу общество родного брата, а уж чужих-то мужчин — и вообще только до утра после «романтического ужина». Я просто не понимаю, как Софи готова не расставаться с моим безумным братишкой двадцать четыре часа в сутки! Софи — это его жена. Очень талантливый архитектор, кстати. Двадцать четыре часа! Стоп. А сейчас сколько?
«15.41» на моей «Серене» — подарок брата, он страшно гордился, когда на двадцатипятилетие подарил мне этот элегантный крошечный хронограф от Бертолуччи, — и «15.39» на электронных часах над табло. А вот «жениха» от мадам Марамбель все нет. Ну и очень хорошо!
Я подхватила чемодан и поволокла его к телефонным автоматам. Просто жуткая тяжесть! Кто бы мог подумать, что картина способна весить столько? Или это из-за стекла и рамы? Ну не из-за фанерки же, которая дополнительно прикрывает картину сзади? Надо было прямо в замке вытащить ее из рамы. Хотя, может, вся ценность именно в этом дубовом золоченом саркофаге?
И тут с надсадным хрипом оборвалась ручка. Я едва успела удержать чемодан — стекло, рама! — чтобы он не рухнул точно под табло с расписанием. А до автоматов еще шагать и шагать.
Я попыталась ухватить чемодан за угол, взять его под мышку. Куда там! Теперь даже до стоянки такси мне не доставить его без тележки носильщика. Я в который раз оглянулась по сторонам. Никого похожего ни на «жениха», ни на носильщика. Ну и ладно! Сейчас позвоню брату, а потом поищу подмогу.
Я прислонила свой груз к стене и боком, не сводя с чемодана взгляда — древнее чудище с помадной надписью «ЭЛЕI», сомнительно, чтобы на него кто-либо позарился, — поскакала к автоматам. Продолжая косить на чудище, сунула карточку в автомат и набрала номер нашей квартиры.
Один сигнал на том конце провода, второй, третий… Софи! Софи! — мысленно умоляла я, пожалуйста, возьми трубку, я знаю, ты дома! Я понимаю, что в твоем положении ты не можешь летать по квартире, разыскивая трубку, — брат вечно швыряет ее где попало, — но я подожду. Восьмой сигнал, девятый…
— Ну и? — недовольный голос Виктора, мужа Софи и моего брата.
— Это я, Вики! Я тебя прошу…
— Где тебя носит? Почему ты не ночевала дома? Мы с Софи…
— Потом, потом, Вики, я из автомата. Пожалуйста, позвони Марамбель и скажи, что я выбываю из игры!
— Что?!
— Сейчас четыре без четверти! В «Павильон де ля Рен» я должна быть в пять! Это очень важная деловая встреча!
