Мотылек

• Предыдущая
• 143/146
• Следующая

Позже, когда я наконец стал свободным человеком, я снова связался с доктором Жерменом Гибером через доктора Розенберга. Он прислал мне семейную фотографию из Марселя. Он возвратился тогда из Марокко, сердечно поздравил меня с обретением свободы и пожелал счастья. Его убили в Индокитае, когда он пытался вынести раненого с оставленных позиций. Доктор был исключительной личностью и имел во всем достойную себя жену. Когда в 1967 году я вернулся во Францию, мне захотелось навестить ее. Но я оставил эту мысль, потому что еще раньше она перестала мне писать – после того как я попросил ее дать мне одно рекомендательное письмо. Она мне его выслала, но с тех пор как в воду канула, и я о ней больше ничего не слышал. Не знаю причины ее молчания, но в сердце своем я сохранил чрезвычайную признательность этой паре за их великодушное отношение ко мне у себя в доме на Руаяле.

Вскоре я смог снова попасть на Руаяль.

Тетрадь девятая
Сен-Жозеф

Смерть Карбоньери

Вчера мой друг Матье Карбоньери был убит ножом в сердце. Это убийство повлекло за собой ряд других. Зарезали его в умывальнике совершенно голым: он принимал душ. И именно в тот момент, когда он намылил лицо. Обычно, если моешься под душем, кладешь под свои вещи открытый нож на случай появления врага. Пренебрежение этим маленьким правилом предосторожности стоило Карбоньери жизни. Убил моего друга один армянин, сутенер с пожизненным сроком заключения.

С разрешения коменданта я сам отнес тело моего приятеля на причал. Мне помогал еще один человек. Карбоньери оказался тяжелым, пришлось три раза отдыхать при спуске с холма. К ногам его я привязал большой камень, но не веревкой, а проволокой. Акулы не смогут ее перекусить, он успеет дойти до дна и не попадет им в пасть.

Под звон колокола мы достигли гавани. Солнце уже касалось горизонта. Сели в лодку. Под крышкой хорошо известного ящика, служившего последним приютом всем покойникам, спал мой друг Матье вечным сном. Для него все было кончено.

– Отчаливай! Пошел! – скомандовал багор, сидевший за рулем.

Через десять минут мы уже были на течении между Руаялем и Сен-Жозефом. И тут же к горлу подкатил комок: над поверхностью воды появились дюжины акульих спинных плавников и закружили вблизи от нас на расстоянии не более четырехсот метров. Вот они, могильщики заключенных, вовремя явились на рандеву.

Боже, пронеси и помилуй, не дай им схватить моего друга. В знак прощания поднимаются весла. Ящик наклоняется, и тело Матье, завернутое в мешковину и увлекаемое за собой тяжелым камнем, тут же оказывается в море.

О ужас! Едва покойник коснулся воды и, мне показалось, стал благополучно погружаться, как вдруг был поднят вверх акулами – сколько их было: семь, десять, двадцать – поди сосчитай! Не успела еще лодка отплыть прочь, как мешковина с тела была сорвана и произошло нечто умопомрачительное и непонятное: секунды две или три Матье стоял в море в вертикальном положении. Стоя в воде по пояс – правая рука уже оторвана по локоть, – он двинулся прямо к лодке, затем закрутился волчком и исчез навсегда. Акулы проносились под лодкой, задевая днище. Один из присутствующих, потеряв равновесие, чуть было не очутился за бортом.

Ужас пронял всех нас до печенок, включая багров. Впервые в жизни мне захотелось умереть. Я был близок к тому, чтобы броситься к акулам и раз и навсегда покончить с нестерпимым адом.

Медленно возвращался я с причала в лагерь. Шел один. С носилками, перекинутыми через плечо, я подошел к тому ровному месту, где мой буйвол Брут схватился с Дантоном. Остановился и сел отдохнуть. Уже стемнело, хотя было еще только семь часов. Западный край неба еще слабо освещался закатившимся солнцем. Все остальное погрузилось в темноту, и только луч маяка время от времени прорезал ее. Щемило сердце, переполненное тоской и горем.

Какого черта понадобилось тебе смотреть на это погребение, да еще на погребение своего друга! Ну посмотрел. Послушал колокол. Может, хватит? Удовлетворил свое нездоровое любопытство?!

А теперь надо разделаться с тем, кто сотворил это зло. Когда? Сегодня же ночью. Почему сегодня? Рановато: парень ведь начеку. В его «шалаше» десять человек. Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы они опередили и взяли верх. На сколько человек можно рассчитывать? На четверых, пожалуй, точно, я – пятый. Так. С парнем надо разделаться и постараться попасть на остров Дьявола. А там никаких полетов и никаких приготовлений. Просто пара мешков с кокосовыми орехами – и бултых в море! До побережья совсем недалеко, каких-то сорок километров по прямой, с учетом волн, ветра, приливов наберется сто двадцать. Выдержу ли – вот в чем вопрос. Я сильный. Двое суток верхом на мешке – надо полагать, справлюсь.

Закинув носилки на плечо, я двинулся в лагерь. У ворот пришлось пережить неприятный и необычный момент – меня обыскали. Раньше такого не было. Никогда. Багор отобрал у меня нож.

– Хотите, чтобы меня убили? Зачем разоружаете? Вы прекрасно знаете, что посылаете меня на верную смерть. Если меня убьют, виноваты будете только вы.

Никто не ответил: ни багры, ни надсмотрщики-арабы. Открылась дверь, и я вошел в камеру.

– Ни черта не видно. Почему одна лампа вместо трех?

– Папи, иди сюда.

Гранде потянул меня за рукав. В комнате было совсем тихо. Чувствовалось, что-то должно произойти или уже произошло.

– У меня больше нет ножа. Обыскали и отобрали.

– Сегодня ночью он тебе не понадобится.

– Почему?

– Армянин с дружком в туалете.

– Что они там делают?

– Спят вечным сном.

– Кто их усыпил?

• Предыдущая
• 143/146
• Следующая