Владычица магии

Оглавление

Гарион с мрачной решимостью пришпорил коня и догнал Мендореллена.

— Мне кое-что нужно сказать вам, — горячо начал он, — Может, эти слова придутся не по нраву, но мне всё равно.

— И что же? — мягко осведомился рыцарь.

— Думаю, что вы поступили отвратительно и жестоко по отношению к Леллдорину. И пусть вы считаете себя величайшим рыцарем в мире, но, по-моему, — вы просто беззастенчивый хвастун с каменным сердцем, и можете делать со мной что хотите.

— Ах, вот что! — кивнул Мендореллен. — Поверь, юный друг, ты неверно понял мои намерения. Необходимо было спасти его жизнь. Астурийский юноша очень храбр и поэтому не думает о себе. Не открой я ему глаза, этот молодой человек, несомненно, продолжал бы настаивать на том, чтобы ехать с нами, и вскоре бы умер.

— Умер? — фыркнул Гарион. — Тётя Пол наверняка бы спасла его.

— Именно леди Полгара сообщила мне, что жизнь юноши в опасности, но честь не позволяла ему бросить товарищей, та самая честь, что побудила Леллдорина остаться и не стать причиной нашей задержки.

Рыцарь криво усмехнулся.

— Думаю, слова мои понравились ему не больше, чем тебе, но зато он будет жить, а это самое главное, не так ли?

Гарион молча уставился на ехавшего с высокомерным видом мимбрата, ярость внезапно испарилась, юноша понял, что вёл себя глупо и невежливо.

— Простите, — неохотно пробормотал он, — я и в самом деле не понимал, что вы делаете.

— Неважно, — пожал плечами Мендореллен. — Многим неясны мои поступки. Но пока я уверен, что мотивы благородны, мнение остальных меня не беспокоит.

Однако я рад, что имел возможность объясниться с тобой, — ведь нам предстоит долгое совместное путешествие, а всякая неприязнь в таких случаях опасна.

Они некоторое время ехали молча; Гарион старался привести мысли в порядок.

Должно быть, он и вправду недооценивал Мендореллена.

Добравшись до широкого тракта, они вновь повернули на юг и продолжали путь под угрюмым, низко нависшим небом.

Глава 8

Арендийская равнина расстилалась перед ними — необозримое пространство, заросшее высокой травой, где поселения встречались очень редко. Ветер, гуляющий по полям, был пронизывающим и холодным, грязно-серые облака клубились в небе.

Необходимость оставить раненого Леллдорина повергла всех в уныние, и путешественники почти целыми днями ехали молча. Гарион держался позади вместе с Хеттаром и вьючными лошадьми, стараясь находиться как можно дальше от Мендореллена.

Хеттар, казалось, часами мог обходиться без слов, но через два дня Гарион намеренно попытался вывести олгара с ястребиным лицом из глубокого раздумья.

— Почему ты так ненавидишь мергов, Хеттар? — полюбопытствовал он, не найдя лучшей темы для беседы.

— Все олорны ненавидят мергов, — спокойно ответил тот.

— Да, — согласился Гарион, — но у тебя, кажется, это связано ещё с чем-то личным. Разве не так?

Хеттар, скрипя кожаной курткой, устроился поудобнее в седле.

— Они убили моих родителей, — пробормотал он. Гарион словно ощутил тяжёлый удар в грудь, внезапно вспомнив о собственной семье.

— Как это случилось? — выпалил он, не успев сообразить, что Хеттар, возможно, не желает исповедоваться.

— Мне было семь, — глухо, без всякого выражения, начал Хеттар. — Мы собрались навестить семью матери — она была из другого племени. Пришлось проезжать около восточных укреплений, и тут случился набег мергов. Лошадь матери споткнулась, она вылетела из седла, и мерги появились прежде, чем мы с отцом успели помочь ей. Они убили моих родителей не сразу. Очень много времени прошло. Помню, как мать вскрикнула всего однажды — в самом конце.

Лицо Олгара было холодно-бесстрастным, как скала, а монотонный спокойный голос делал рассказ ещё более ужасающим.

— После того как мои родители перестали дышать, мерги обвязали мне ноги верёвкой и потащили по земле за лошадью. Когда верёвка наконец порвалась, они посчитали меня мёртвым и бросили на дороге. Как сейчас слышу их весёлый смех.

Через два дня меня нашёл Чо-Хэг.

Гарион на миг так ясно представил себе искалеченного одинокого ребёнка, брошенного в пустыне Восточной Олгарии, выжить которому помогли только скорбь и всепоглощающая ненависть.

— Я убил первого мерга в десять лет, — продолжал Хеттар по-прежнему бесстрастно. — Он пытался скрыться от нас, но я сбил его и вонзил копьё между лопаток. Мерг завопил, когда копьё пробило его насквозь, а я почувствовал себя лучше. Чо-Хэг подумал, что если я увижу смерть мерга, то излечусь от ненависти.

Но он был не прав.

Лицо высокого Олгара было абсолютно лишено всякого выражения; длинная прядь на макушке трепыхалась на ветру. Казалось, в душе его царит ледяная пустота, словно там нет других чувств, кроме одного, не дающего спокойно спать, мучающего день и ночь.

В эту секунду Гарион смутно осознал, что имел в виду господин Волк, предостерегая об опасности, грозящей тем, кто одержим идеей мести, но тут же прогнал навязчивую мысль. Если Хеттар может жить с этим, значит, такое существование под силу и ему. Гарион неожиданно почувствовал безмерное восхищение одиноким человеком, сознательно идущим столь мрачным беспросветным путём.

Господин Волк был поглощён беседой с Мендорелленом; оба замедлили ход, что позволило Хеттару и Гариону догнать их. Некоторое время они ехали вместе.

— Такова наша природа, — меланхолично заметил рыцарь в сверкающих латах. — Чрезмерная гордыня — проклятье наше, причина войн, опустошающих бедную Арендию.