Владычица магии

Оглавление

Вынув из привязанного к поясу мешочка бритву, он протянул её Гариону:

— Только будь поосторожней, не порежься. Главное — не спешить.

— Не отхвати себе нос, — вмешался Хеттар. — Безносый человек выглядит очень странно.

Гарион продолжал бриться под хор советов и рекомендаций, но в конце концов всё оказалось не так уж плохо. Кровь из многочисленных порезов довольно быстро остановилась, и если не считать того, что Гарион чувствовал себя так, будто с лица вместе со щетиной содрали кожу, результатами он остался вполне доволен.

— Так гораздо лучше, — изрекла тётя Пол.

— Он обязательно простудится, вот увидите, — предсказал Бэйрек.

— Немедленно замолчи, — велела тётя Пол.

Слева проплывало Найсанское побережье — унылая равнина, покрытая непонятной порослью, ползучими растениями, длинными седыми прядями мха, спутанной травой. Порывы ветра по временам доносили гнилостный запах болот.

Гарион и Се'Недра стояли на носу корабля, глядя на безрадостный пейзаж.

— Что это? — спросил Гарион, показывая на уродливые копошащиеся в грязи создания на коротких ножках.

— Крокодилы, — ответила принцесса.

— Что такое крокодилы?

— Большие ящерицы.

— Они опасны?

— Очень. Людей едят. Разве ты никогда о них не читал?

— Я не умею читать, — не задумываясь, ответил Гарион.

— Что?!

— Не умею читать. Некому было научить меня.

— Но это просто нелепо!

— Моей вины здесь нет! — защищался юноша.

Се'Недра задумчиво оглядела его. Девушка, казалось, побаивалась Гариона с тех пор, как тот испепелил Чемдара, и страх ещё усугублялся сознанием того, что раньше она не очень-то хорошо с ним обращалась.

Сначала принцесса была уверена, что Гарион — всего-навсего слуга, и вела себя с ним соответственно, но теперь гордость мешала признать свою ошибку.

Гарион почти слышал, как щёлкают в мозгу девушки крохотные шестерёнки.

— Хочешь я тебя научу? — предложила Се'Недра, явно пытаясь показать, что сожалеет о случившемся.

— Это займёт много времени?

— Зависит от твоих способностей.

— Как думаешь, когда мы можем начать?

— У меня есть пара книжек, — нахмурилась Се'Недра, — но писать не на чем.

— Не знаю, нужно ли мне учиться ещё и писать. По-моему, чтения вполне достаточно.

— Это одно и то же, глупыш, — засмеялась девушка.

— Я этого не знал, — слегка покраснев, признался Гарион. — Думал… — И, помедлив несколько минут, наконец понял:

— Я вообще-то совсем об этом не думал.

Что нужно для письма?

— Лучше всего пергамент. И кусочек угля, чтобы можно было всё стереть и написать заново.

— Пойду потолкую с Дерником, — решил Гарион. — Уж он-то что-нибудь сообразит.

Дерник предложил кусок парусины и обожжённую палочку. Гарион и Се'Недра уселись рядышком в укромном уголке на носу и склонились над прибитым к палубе куском материи. Случайно подняв голову, Гарион заметил неподалёку тётю Пол, наблюдавшую за ними с непонятным выражением лица. Гарион тут же опустил глаза, изучая необычайно притягательные знаки на холсте.

Обучение продолжалось ещё несколько дней. Пальцы у Гариона были от природы ловкие, и он быстро научился нехитрому искусству письма.

— Нет-нет! — воскликнула как-то Се'Недра. — Ты неверно написал слово, буквы совсем не те. Ведь тебя зовут «Гарион», а не «Белгарион»!

Гарион быстро вскинул голову. Тётя Пол стояла на своём обычном месте, не сводя с него глаз.

— НЕ СМЕЙ УПРАВЛЯТЬ МОИМИ МЫСЛЯМИ! — безмолвно возмутился он.

— УЧИСЬ ЛУЧШЕ, ДОРОГОЙ, — пропел беззвучный голос. — ЛЮБАЯ НАУКА ПОЛЕЗНА, А ТЕБЕ МНОГОЕ ЕЩЁ ПРЕДСТОИТ УЗНАТЬ. ЧЕМ СКОРЕЕ ТЫ ПОЙМЁШЬ ЭТО, ТЕМ ЛУЧШЕ.

И, улыбнувшись, тётя Пол отошла. На следующий день корабль Грелдика достиг устья Змеиной реки, протекающей в Центральной Найссе, и матросы, спустив паруса, сели за вёсла, готовясь к долгому переходу вверх по течению, к Стисс Тору.

Глава 24

Чистого воздуха совсем не осталось — словно весь мир неожиданно превратился в огромный загнивший пруд со стоячей водой. У Змеиной реки были сотни рукавов, и каждый ручеёк, извиваясь, медленно полз среди скользких, покрытых топкой грязью берегов, словно не желая влиться в беспокойные морские волны.

Тростник, росший в болотистой почве, достигал двадцати футов в высоту и толщиной был чуть ли не в человеческую руку. Ветер, довольно сильно раскачивавший верхушки тростника, совсем не чувствовался внизу. Дельта реки дымилась и омерзительно пахла под солнцем, которое, казалось, не столько жгло, сколько медленно выпаривало всю жидкость из тела. Хотя влаги вокруг хватало. Из тростника тучами поднимались насекомые, облепляли каждый кусочек обнажённой кожи, высасывали кровь.

Пришлось провести среди зарослей полтора дня, пока путешественники не добрались до первых деревьев, низкорослых, похожих на кусты. Судно неторопливо продвигалось по главному руслу к центру Найссы. Матросы, истекая потом, громко проклинали всё на свете, но корабль упрямо двигался против течения, пробираясь словно сквозь толстый слой вязкого масла, липнувшего к бортам подобно отвратительному клею.

Деревья становились всё выше и толще. Огромные узловатые корни, будто изуродованные, раздутые болезнью ноги, свисали с отвесных берегов, сочащихся слизью, а стволы, как гигантские замки, поднимались к мутному небу. С веток свисали грязные верёвки лиан, извивающихся в неподвижном воздухе подобно живым существам. Серовато-белые бороды и лохмотья древнего мха покрывали ветки, спускаясь длинными языками до самой земли. Река злобной змеёй кружила между болотистыми берегами, что ещё больше удлиняло и затрудняло путь.