Силач

Оглавление

— Час от часу не легче! — воскликнул монах, отшатнувшись в испуге. — Никогда не встречал ничего подобного! Не будь я связан тайной исповеди, обратился бы прямиком к губернатору, чтобы он отправил тебя в тюрьму.

— Я знаю, — улыбнулся Сьенфуэгос. — Именно поэтому я здесь.

— А ты опасный тип, — пробормотал брат Бернардино, утирая нос в отчаянной попытке успокоить расшатанные нервы. — Убирайся отсюда вон и забирай свою гнусную тварь.

— Я уйду, но не раньше, чем вы поверите в мой рассказ и отпустите мне грехи.

— Отпущу грехи? — ошеломленно повторил священник. — Ты явился в обитель Господа, угрожая мне этой адской тварью и колдовской отравой и требуешь отпустить тебе грехи? Пинок по яйцам — вот что ты от меня получишь, а не отпущение грехов!

Праведный гнев доброго францисканца не унимался до самой ночи; никогда прежде в своей смиренной келье он не молился столь истово, как в этот судьбоносный день, навсегда оставшийся в его памяти.

Потребовалось немало времени, прежде чем этот бесспорно умный, рассудительный и преданный своему служению человек наконец-то успокоился и понял мотивы загадочного визитера, который умудрился превратить святое таинство в трагикомедию. В глубине души брат Бернардино де Сигуэнса не мог не восхищаться похвальным стремлением этого человека спасти любимую женщину.

Он все еще отказывался поверить, что где-то существует черная вонючая вода, которая может загореться, как трут. Монах, конечно, знал, что если оливковое масло смешать со спиртом и поджечь, оно даст примерно такой же эффект, но откуда в мире взять столько масла, чтобы оно толстым слоем плавало на поверхности воды и при возгорании могло превратить целое озеро в пылающий ад?

А впрочем, здесь самые невозможные вещи оказывались возможными; у него на глазах ясное лучистое утро за считанные часы превратилось в ревущий ад, а легкий бриз внезапно потопил флот и почти до основания разрушил целый город.

Он все еще не мог поверить в очевидные факты: что безобидная летучая мышь может питаться кровью, а мула, оказывается, можно убить при помощи обычной царапины.

Все, что прежде казалось невозможным, оказывалось вполне возможным по эту сторону Сумеречного океана, на протяжении многих тысячелетий служившего границей между неведомым и хорошо знакомым, истинным и ложным, реальным и фантастическим.

Это брат Бернардино де Сигуэнса признавал, а значит, мог признать и то, что вся эта нелепая история с доньей Марианой Монтенегро не прояснила его отношения с Богом, а наоборот, запутала.

Он долгое время считал, что нашел доказательства, что до смерти напуганным Бальтасаром Гарроте, готовым даже пойти на костер, овладели силы дьявола, но теперь всё свелось лишь к способу питания существа, которое природа наделила умением сосать кровь, не пробудив жертву.

Поистине огромное разочарование для человека, стремившегося найти истину в полном смысле этого слова, а вместо этого столкнувшегося с реальностью в одном из самых любопытных ее проявлений, к которому ни добро, ни зло не имели ни малейшего отношения.

Острый ум брата Бернардино де Сигуэнсы начал подозревать, что существует и логичный ответ для прочих сверхъестественных явлений, и объяснение этих чудес — лишь вопрос времени и прилежного исследования.

Теперь всё прежде необъяснимое начало терять ореол таинственности, и монаху оставалось лишь это признать, хоть крайнее недовольство лишило его сна.

В очередной раз сатана ускользнул из-под носа; и в очередной раз его непоколебимая прежде уверенность в существовании Люцифера пошатнулась.

К рассвету он понял, насколько далеко зашел в гордыне, вообразив себя умнее величайших богословов и святых, а потому разделся до пояса, вытащил из-под кровати маленькую плетку и стал хлестать себя по спине, пока кровь не брызнула на сандалии.

Ближе к полудню он снова оделся и с понурой головой отправился в алькасар, к губернатору Овандо.

16

— Вчера вечером капитана де Луну видели в доме Леонор Бандерас.

— А я думал, он крутит с этой Ферминой Константе.

— Так и есть, но она, видимо, только что родила.

— Бальтасар Гарроте тоже с ним? — спросил Сьенфуэгос.

— Турок по-прежнему прячется в сельве, — поспешил ответить Бонифасио Кабрера. — Так вот, мне сказали, будто бы капитан выбрал себе девочку, прихватил кувшин вина и удалился.

— А где он сейчас живет?

— Забудь ты о нем наконец! — взмолился хромой. — Столько всего произошло с тех пор, и потом, мы же собираемся начать новую мирную жизнь.

— Это единственное, чего бы мне хотелось, — устало признался канарец. — Но как я могу жить спокойно, зная, что есть на свете человек, мечтающий причинить зло тем, кого я люблю? Через месяц исполнится десять лет с тех пор, как капитан гонялся за мной по горам Гомеры с собаками, и я до сих пор боюсь столкнуться с ним в каком-нибудь глухом переулке, — безнадежно покачал он головой. — Нет, этому надо положить конец. Раз и навсегда!

— Убив его?

— А что делать, если у меня нет другого выхода!..

— И как же ты его убьешь? — усмехнулся хромой. — Насколько мне известно, ты не из тех, кто бьет в спину из-за угла, а в честном поединке, лицом к лицу, у тебя нет ни малейшего шанса с ним справиться.

— Почему же? — возмутился Сьенфуэгос.

— Ты и сам это знаешь, как никто другой. Он — лучший фехтовальщик, обучавшийся у лучших мастеров при дворе, а ты — простой пастух.

— Каин убил Авеля из пращи — видимо, как раз потому, что Авель был огромного роста.