Давай не поженимся!

Оглавление

Фу ты, ерунда какая! Сама себя не узнаю – разнылась, скуксилась. Подумаешь – потеряла работу, все деньги и машину! Как говорил товарищ Карлсон: «Пустяки, дело житейское».

Ща быстренько найдем новую работу, начнем опять с нуля, каких-то пять лет фанатичного впахивания, и к тридцати трем годам у меня, возможно, снова появится машина и счет в банке.

И пустота вокруг.

Депрессия шумно высморкалась и устроилась поудобнее на моих плечах, явно собираясь ездить на мне как можно дольше.

Ой, не надо, не хочу! Надо срочно что-то придумать отвлекающее.

Я огляделась по сторонам и обнаружила, что стою прямо напротив входа в небольшой книжный магазинчик. А что, вполне подходящее место для борьбы с захребетником. Вернее, захребетницей – депрессия ведь баба.

Прошлась по рядам, пролистывая книги. Внимание привлек небольшой томик стихов. Чем привлек? Да уж не именем конечно – Анна Лощинина, совершенно незнакомым. Я, собственно, поэзией не очень увлекаюсь, современных авторов вообще не знаю. Книга привлекла меня оформлением, очень похожим на загубленный календарь – та же изысканная палитра.

Ну, и что пишет неизвестная мне лично Анна?

Радостный солнечный ветер
В неба полотнище рвется.
Захочешь увидеть звезды —
Только со дна колодца.
Ласковый знойный полдень
Негой до края нальется.
Захочешь увидеть звезды —
Только со дна колодца.
Правда, в гламурных журналах
О звездах других поется,
Стразики от Сваровски
Меркнут на дне колодца.
Серость сейчас в фаворе,
Слякоть в лицо смеется,
Думая, что унизила,
Сбросив на дно колодца.
В клочья душа разорвана,
Но ничего, срастется.
Яркие, теплые звезды
Смотрят на дно колодца.

Спасибо тебе, Анна.

За то, что напомнила – там, за тяжелой серостью несущих холод туч, по-прежнему сияют звезды.

И это неизменно.

ГЛАВА 22

Конечно же, я купила книгу. А когда укладывала томик в сумку, расхныкался мобильник.

– Привет, мамуль, – улыбнулась я, услышав родной голос.

– Варенька, ну где же ты? Мы с отцом тебя заждались, вернее – я заждалась…

– Ничего подобного, я тоже! – послышался приглушенный выкрик папы Коли. – Но я просто соскучился, а матери твоя помощь на кухне нужна!

– Вот бессовестный! – рассмеялась мама. – Не слушай его, я давно уже все приготовила, теперь пойду чепуриться перед праздником. А ты как, готова?

Они и мысли не допускали, что я не приду. Новый год для нас – исключительно семейный праздник, надо мной сокурсники постоянно хихикали, когда я отказывалась встречать Новый год в студенческой компании.

Но – разве может сравниться пусть и самая развеселая молодежная пьянка с уютом домашнего праздника? Когда в углу горделиво пыжится сверкающая шарами и гирляндами пушистая елка, в квартире остро и свежо пахнет хвоей, а тридцать первого декабря – еще и мамиными пирогами. Когда задолго до самого праздника начинаешь искать подарки, красиво их упаковываешь, а потом украдкой прячешь под елкой. К бою курантов места под елкой уже нет, все заставлено яркими пакетами, свертками, открытками, и как только пробьет двенадцать раз и мы всласть накричимся «Ура!», начинается самый волнующий момент – разбор подарков. Где чьи, от кого, предвкушение радости.

Хотя не, если честно, всегда гораздо приятнее дарить. Нет, получать подарки я тоже люблю, и даже очень, но какое же это счастье – увидеть блеск в глазах родного человека, его улыбку, а порой – и слезы умиления (это у нас мамуся любит)!

Ну разве это можно сравнить с грохотом музыки, пьяным хохотом, разборками и возней по углам!

– Варя! Варя! Ты почему молчишь? Что случилось?

Ну вот, утонула в сладких воспоминаниях, оставив на поверхности неоконченный разговор с матерью.

И теперь успокоить мгновенно почувствовавшую неладное Ларису Дмитриевну можно только одним способом – прийти на праздник и постараться вести себя как обычно. Вот только боюсь, что мое натужное веселье мама очень быстро разоблачит, и тогда допроса с пристрастием избежать не удастся. Потому что в двухкомнатной квартире родителей не очень-то и побегаешь.

– Да, мам, извини, я просто задумалась.

– И о чем же так задумалась моя дочура, что забыла о родной матери! – притворно всхлипнула мама. – И ладно бы о мужчине, так ведь, скорее всего, о работе, будь она неладна!

Это точно. Будь она неладна. И гори она синим-пресиним пламенем.

– Ничего подобного! – бодро завопила я (даже слишком бодро, кажется, во всяком случае, застиранный мужичонка в объедках моли на голове испуганно шарахнулся от меня в сторону). – У меня тут с подарками засада, их слишком много, боюсь, не унесу.

– С чего вдруг? У тебя же машина, а в ней довольно вместительный багажник, насколько я помню.

– Сломалась машина.

– Сломалась? – встревожилась мама. – Немедленно признавайся – ты попала в аварию? Ты не ранена?

– Да с чего ты взяла?

– С того! Ты всю эту неделю нам не звонила, на мои звонки отвечала коротко, все время куда-то спешила. У меня на душе неспокойно, я уже хотела к тебе нагрянуть.

– Еле отговорил! – опять вмешался отец. – Но она, между прочим, без снотворного эти дни не засыпает!

Ну а я что говорила? Мама еще ничего толком не знает, но тонко настроенная на детей душа уже болит.

– Ябеда! – шутливо проворчала мамуля. – Так что у тебя с машиной?

– Проблемы с двигателем, не волнуйся.

– Не обманывай, все равно ведь узнаю!

– Что, устроишь медосмотр, когда я приду? – улыбнулась я. – На предмет синяков, ссадин и прочих переломов?

– Ты, главное, приходи поскорее, поможешь мне мужиков наших от холодильника отгонять, а то они, словно коты шкодливые, все время норовят что-нибудь стянуть.