Спасти СССР. Манифестация

Оглавление

105

Чернобурка отвела глаза.

— Не факт… — сказала негромко, потом указующе взмахнула рукой, — иди к своим — ждут.

И правда, меня ждали.

А вот это — хорошо.

Как же хорошо, что я уже не один. Значит — есть надежда. Поборемся.

И обязательно поборем.

Эпилог

7 мая 1978, воскресенье

За Клином, Московское море

Все три дня традиционного международного семинара "Проблемы безопасности в современном мире" за окнами новенького здания ИМЭМО, что на Профсоюзной, хмурились низкие облака — под стать настроениям в коридорах института. Редкий случай: шеф, многоопытный, тертый жизнью шеф умудрился не вписаться в стремительный вираж кремлевской политики и, положившись на привычно доброе отношение Брежнева к Гереку, неосмотрительно резко выступил в защиту польских реформ. Теперь в курилках приглушенно звучало: "Что будет? Или, даже, кто будет?"

Сергей Викторович тихо посмеивался над коллегами. Да ничего с Иноземцевым не будет. Как сидел он, словно ядрёный коренной зуб, в своем кресле так и будет сидеть. Была звонкая ругань в кабинете Зимянина, недовольно покосился Суслов — все это было, но старый "контакт" из ЦК при встрече отмахнулся: "Ильич в этот раз прикрыл".

И правда, уже на заключительном банкете шеф выступил неожиданно добродушно. Судя по всему, он успел перестроиться и теперь вполне искренне считал новые задачи в целом разумными. Все вздохнули с облегчением, к тому же небо посинело, воздух стремительно теплел и стало окончательно ясно — пленэру завтра быть.

Впрочем, от внимания Сергея Викторовича не ускользало и то, что порой взгляд шефа проваливался с говорящего куда-то вдаль, и тогда на начальственном челе отчетливо проступала озабоченность. О причинах ее гадать не приходилось: что-то случилось, причем относительно недавно — это было очевидно для информированных и думающих людей, а Сергей Викторович небезосновательно и с гордостью причислял себя именно к таким.

Произошло что-то очень важное — иным не объяснить внезапную и серьезную деформацию прекрасно изученных реакций самого верхнего руководства. То, что ранее казалось незыблемым, как плиты в основании континентов, вдруг перестало быть таковым. Засбоили причинно-следственные связи, сначала в Кремле, а потом и на Старой Площади. Следом начал ошибаться и острый аналитический ум Сергея Викторовича, пусть пока в мелочах, но систематически. А вот это было уже совершенно неприемлемо!

В конце концов, ему не много надо. Трешка в Кузьминках, "жигуленок" и заграничные командировки — все это приятно и дает уверенность. Но по-настоящему грело душу иное — заслуженный авторитет в узком кругу специалистов, что регулярно пересекались то в Нью-Йорке, то в Лондоне, то в Женеве, или, как сейчас — в Москве. Им важен был не просто его ум, но способность мыслить самостоятельно, вне навязываемых догматов и пропаганды. Западные собеседники ценили его точные, обоснованные прогнозы, его понимание ситуации в целом — и это молчаливое признание его способности видеть мир было для Сергея Викторовича очень важно.

Сейчас же он маялся: привычные схемы окончательно сломались, новые еще не появилось, и от того его мозг был вынужден работать на холостых оборотах. А это, братцы, совершенно нетерпимо!

Вот как, объясните, как удалось консерваторам подобрать ключики к Ильичу, что всегда был достаточно либеральным барином?! Отчего так жестока была порка поляков в Крыму?

А эта внезапно возникшая гонка, когда Старая Площадь вдруг перестала поспевать за Кремлем? Где это видано, чтобы на подготовку с нуля рабочего совещания СЭВ по экономическим реформам дали лишь год?! Да и вообще, откуда этот вдруг возникший раздрай в верхах, эта резко возросшая неопределенность? Откуда это недоумение даже в глазах некоторых членов Политбюро?

Вопросы, тяжелые вопросы без ответов… Докопаться бы до истока, понять, откуда растут ноги у этого неожиданного разворота… Без этого понимания Сергей Викторович ощущал себя на профессиональном поприще инвалидом.

И ведь это "что-то" прорезалось совсем недавно: еще полгода назад самой острой темой была вызванная ухудшением состояния Ильича атака "днепропетровских" на Андропова, протекавшая, по внешним признакам, вполне успешно. Сейчас вспоминать об этом, право, неудобно: по сравнению с сегодняшними движениями политических сил, то были игры лилипутов в песочнице.

Сергея Викторович с удовольствием бы пообщался приватно с кем-нибудь столь же умным и информированным, но в институте об этом говорить не хотелось ну вот совсем, а контакты со Старой площади уходили от скользких тем, лишь только они обозначались на горизонте.

Оттого он с такой радостью ухватился за возможность вывезти на пикник старину Дика: быть может, там знают больше?

И, в конце концов, с кем, как не с Диком, можно еще поговорить откровенно о возникшей профессиональной проблеме? Да у них знакомство глубиною в два десятка лет, аккурат с того самого фестиваля. Да не просто знакомство — дружба семьями и длинная история взаимной помощи: они росли, опираясь друг на друга.

Сначала Дик взял на себя хлопоты по устройству тогда еще возмутительно молодого Сергея на год в Историческую школу Института Перспективных исследований, и это была совсем не элементарная задача, даже в рамках официально утвержденной программы. А затем взвалил на себя ненавязчивое шефство над русским стажером: помог разобраться с библиотекой, посодействовал с поисками жилья, да и вообще существенно облегчил врастание в незнакомое культурное пространство. Что там говорить — первые недели Сергей вообще жил у Дика в Вест Виндзоре.