Оценить:
|
Безумные
- Предыдущая
- 69/118
- Следующая
69
– Последняя.
– Нет, крайняя. Никогда не говори «последняя», это плохое слово. Несет в себе сплошной негатив.
Ну уж нет, я не настолько сумасшедшая, чтобы снова появляться в клубе с маской на лице! Мне бы понять, как теперь работать с этими людьми и не сдохнуть со стыда.
19
По правде говоря, мне надоело напяливать на себя фальшивую маску суровости, стоит только Миле оказаться рядом. Конечно, меня все еще задевает её вранье; я чувствую себя преданным и безусловно во мне обитает самая обыкновенная обида, которая никак не может исчезнуть. Не знаю, рассказывала ли Мила что-то бабушке, жаловалась ли на меня, но та теперь постоянно пытается сблизить нас. Просит меня забрать Милу из школы и отвезти в магазин какой-то органической косметики, чтобы внучка смогла купить для нее какие-то средства. Мол, если Мила поедет на автобусе, то только к вечеру домой вернется, уж ехать больно далеко. Пару дней назад попросила меня помочь ей с уборкой второго этажа (я и уборка – ага, как же!), чего никогда в жизни не делала. После выздоровления, я забираю Милу из школы и везу домой – очередная просьба бабули. Мол, инфекция в городе буквально валит людей с ног, не хватало, чтобы она опять подцепила её в автобусе или маршрутке.
По дороге домой мы всегда молчим, а тишину разбавляют песни по радио. И хотя с того злосчастного утра воскресенья, когда у Милы случилась истерика и она высказала мне свои страшные мысли, прошел почти месяц, этот момент до сих пор мусолится в моей голове, в подробностях демонстрируя перед глазами её заплаканное лицо и те страшные слова, что она швыряла в меня. Может, если бы мы спокойно поговорили и обсудили произошедшее, я бы и перестал так часто мысленно возвращаться к тому дню и чувствовать себя негодяем. На самом деле, эти копания в себе по-настоящему угнетают. Как-то раз я даже подумал: ну и что с того, что девчонка повеселилась немного? Ведь жива и здорова! А я такой скандал закатил, словно Мила пропадала три дня, а по возвращению сообщила, что беременна от случайного парня из какого-нибудь клуба, где продают наркоту… Кошмар. Моя братская забота переросла в масштабный контроль какого-нибудь чокнутого диктатора, ей-богу.
Короче, я твердо решил поговорить с Милой, обсудить проблемы и разногласия, что возникают между нами. Дождался удобного случая: бабушка с дедом уехали в город за продуктами к завтрашнему ужину, Мила заперлась (как обычно) у себя в комнате, а я сварил какао (да-да, умею!), разлил в две огромные белые кружки и отправился на второй этаж.
Так вот… Это было минут двадцать назад.
Почти полчаса, как полнейший идиот, стою, прижавшись ухом к двери её спальни. Она с кем-то разговаривает по телефону. И что-то подсказывает мне, на другом конце провода вовсе не какая-нибудь одноклассница.
– Не знаю… Мне вряд ли удастся выбраться… – Смеется. – Правда? Я постараюсь…
Она часто смеется. И не так, как со мной – звонко и громко, а с толикой смущения, несколько приглушенно. Сомнений быть не может – Мила говорит с парнем, который ей нравится.
Сжимаю челюсти. Я пришел сюда с этим остывшим какао, чтобы, наконец, помириться с сестрой. Не ругаться еще сильнее, а помириться. Поговорить. Не выпытывать имя этого покойника, а просто поговорить. Наладить отношения.
Выдыхаю и пару раз стучу ногой о дверь. Через несколько секунд Мила проворачивает ручку и с вытаращенными глазами глядит на меня через узкую щель.
– Я какао принес. – Она хлопает глазами и смотрит на кружки в моих руках. – Поговорим?
Мила молча пропускает меня в свою комнату и ложится на кровать, подтянув к себе любимого медведя. На ней домашние серые штаны и черная майка, а густые темные волосы собраны в высокий хвост. Мила очень похожа на маму. Особенно, когда делает бровки домиком.
Сажусь в крутящееся кресло и ставлю кружки на письменный стол. Разминаю пальцы, а то за двадцать минут они порядком затекли.
– Как дела? – спрашиваю я, расставив локти на коленях. – Как школа?
Мила пожимает плечами и тихо отвечает:
– Как обычно.
– Какао будешь?
– Выпью позже, спасибо.
С минуту молчу. Оглядываю спальню – как всегда чисто.
– Извини меня, пожалуйста. Я не должен был так орать на тебя и…вообще. Мила, дороже тебя у меня никого нет. Я не могу допустить, чтобы с тобой что-нибудь случилось, понимаешь? Если вдруг что-то произойдет и Вселенная заберет тебя у меня – я не выживу. Я ведь ради тебя просыпаюсь по утрам, работаю, чтобы ты ни в чем не нуждалась, чтобы все у тебя было хорошо… Я просто прошу тебя, пожалуйста, не обманывай меня больше. Хочешь развлечься – скажи мне об этом. Мы обсудим возможные варианты и придем к определенному решению без ругни. Просто делись со мной своими мыслями…
У меня заканчиваются слова, потому что чем дольше я смотрю на Милу, тем сильнее понимаю, что она уже далеко не двенадцатилетняя девочка, что молчала три дня, узнав о гибели родителей. Её взгляд изменился. Совсем скоро ей исполнится восемнадцать и похоже, что я лишусь половины своих прав на её жизнь. Будет сложнее контролировать, убеждать, заставлять…и, черт возьми, оберегать.
– Я влюбилась, Максим.
Провожу рукой по волосам, чешу затылок, оглядываю спальню, снова чешу затылок и нервно хмыкаю. Я сейчас, можно сказать, душу перед ней наизнанку вывернул, а она сообщает таким чертовски спокойным тоном, что влюбилась?!
Прочищаю горло.
– И это все, что ты можешь сказать мне?
– Ты ведь хочешь, чтобы я советовалась с тобой, делилась мыслями и чтобы потом мы вместе без ругани пришли к согласию. Я и говорю, что влюбилась. Докажи, что ты не обманываешь меня. Что я действительно могу доверять тебе свои мысли и секреты, а потом не получить из-за них оплеуху.
- Предыдущая
- 69/118
- Следующая