Безумные

Оглавление

– Бедная девочка, – говорит она, заглядывая в переноску. Я открыл в ней дверцу, чтобы собака могла свободно передвигаться по комнате. – Каролина, ты делаешь доброе дело. Сейчас в моде дорогие породы, а простые собаки никому не нужны. А как же её зовут?

Мы переглядываемся. Я не говорил Миле, что именно Каролина сбила эту собаку, я просто сказал «кто-то»…

– Мм… Я еще не придумала.

– Вот и отлично! Будет что обсудить за чашечкой чая, ага? – подмигивает мне Мила, сидя на корточках перед переноской. Она осторожно протягивает руку внешней стороной ладони, а собака так же аккуратно высовывает черную мордочку и облизывает её пальцы. – Да какая же ты хорошая девочка! Милашка!

Глядя на них Каролина улыбается. Также садится на корточки и тискает собаку, что уже почти полностью вылезла из переноски. Наблюдаю за этой картиной со странным трепетом в душе. Не знаю, может еще не до конца протрезвел или уже чертовски устал от сегодняшних (собственных!) решений, но именно сейчас все так, как и должно быть.

Собака выходит из переноски и нападает на воду. На ней специальный корсет, закрывающий доступ ко шву, и от увиденного у меня вдруг защемило в груди.

– Бедная девочка, – повторяет бабуля, потискав собаку за ухом. – Ничего, скоро оправишься и будешь бегать и радоваться жизни. Пусть мама осваивается, а мы с вами пойдем пить чай.

Мы с Каролиной снова переглядываемся, и в её сверкающих глазах отчетливо вижу глубокую благодарность. Улыбаюсь. Она тоже.

– Проходи в гостиную, не стесняйся! – подталкивает её Мила, по-дружески взяв за предплечья.

– Мила, останься, пожалуйста, – говорю я с деланной улыбкой. Перевожу глаза на Каролину и добавляю: – Располагайся, мы сейчас.

Каролина кивает и выходит из комнаты. Прикрываю дверь, чтобы нас никто не смог услышать, поворачиваюсь к сестре и впиваюсь в нее самым озлобленным взглядом, который только могу изобразить:

– Какого хрена?! Зачем пирог и жемчужные сережки?

– Пирог к чаю, балбес.

– А сережки?

– Какие сережки?

– Мать твою, не тупи, Мила! Бабушка надевает эти сережки только по праздникам, я не идиот. – Впервые за сегодняшний день я – не идиот. – Что ты сказала ей?

– Слушай, тебя не поймешь, то помоги, смягчи новость о собаке, то «какого хрена?!», что тебе вообще надо?

– Повторяю еще раз, я – не идиот! Я вижу, что бабушка сияет, как бриллиант на солнышке. Что ты сказала ей?

Мила устало вздыхает, потом оборонительно складывает руки на груди и расползается в ехидной улыбке.

– Я сказала, что ты хочешь помочь девушке, в которую влюбился, и мы должны тебе помочь завоевать её сердце.

Макс, держи себя в руках.

Держи себя В РУКАХ!

– Ты дура?

– А где же, «спасибо, сестричка»? – хмыкает она. – Я вообще-то из-за тебя прогуляла три урока. Очень важных урока!

– Зачем ты сказала это?! – кричу я шепотом. Да, я умею кричать шепотом.

– Еще скажи, что это не так!

– Дура! Ты хоть понимаешь, что бабушка уже накрутила у себя в голове? Я просто помогаю этой девушке и все!

– В нашем городе каждая женщина изо дня в день нуждается в мужской помощи совершенно разного рода. Но почему-то именно этой ты вдруг соизволил помочь. – Мила приподнимает бровь. – Запала в душу? Или уже поселилась у тебя вот здесь? – тычет пальцем в мою грудь.

– Дура ты, Мила. Бестолковая, дура!

– Значит, свое «спасибо» я не получу… Что ж, ты сам напросился.

– Дура.

– Ага. Дура я, дура, Макс. Хорошо.

24

– А как вы оба познакомились? – спрашивает его сестра, сев за круглый стол справа от меня. – Ты, наверное, любишь отдыхать в самом популярном и лучшем клубе города, да?

В груди что-то екнуло, не дав возможности вдохнуть воздух полной грудью. Смотрю на Милу, пытаясь понять, узнаёт ли она меня или же это очередная попытка подколоть брата? Оба несомненно дорожат друг другом, особенно Макс. Но есть в их отношениях какая-то до боли знакомая и ощутимая закавыка, что пока остается для меня необъяснимой.

– Мила, ешь пирог и пей чай, – говорит ей Макс и поджимает губы. – Как у тебя в школе дела?

Конечно же, он нервничает. Еще бы, сейчас его сестра сообщила мне о каком-то клубе, где мы предположительно могли бы познакомиться. Вообще-то, так оно и было, вот только у нас все слишком запутанно. Что будет, если я спрошу у нее, а что это за клуб такой? Она скажет, «Манхэттен»! Я взгляну на Макса, сощурюсь, изображу задумчивость, а потом подскочу с места и назову его козлом, что врал мне все это время! Вот веселуха была бы, а?

Вот только для этого у меня нет никаких оснований. Он мне не парень и я не влюблена в него. Я сама пришла в тот клуб, сама целовала его, предвкушая нечто большее, а то, что он врет мне насчет своего настоящего имени сейчас – его собственное решение. Я не знаю, зачем Макс это делает, и зачем подговорил собственную сестру называть себя Матвеем. Наверное, не хочет быть узнанным… Тогда, зачем он предложил свою помощь и пригласил меня в дом своих родных, где одно лишнее слово может в миг разоблачить его?

Зачем?

Их так много, что голова надувается, как воздушный шар. День настолько странный, а его события непредсказуемы, что где-то в глубине души затаилось опасение за последующие часы…

– Спасибо, – благодарю я Галину Ивановну за фруктовый пирог. – Очень вкусно.

Она, точно бабочка, порхает на кухне и старается всем угодить. Думаю, мое появление вызвало у нее неописуемый восторг. И не будь я такой зажатой, то сказала бы ей, что мы с её любимым внуком – просто хорошие знакомые и ничего, кроме работы нас не связывает. Но я не настолько смела и прямолинейна, чтобы высказать это пожилой женщине, приютившей моих питомцев (невероятно, у меня теперь есть две собаки!) в своем замечательном доме. Да и… Как бы я не старалась видеть в Максе исключительно своего заказчика, мне сложно игнорировать его мужскую привлекательность, ровно как и избавить свою глупую голову от горячих воспоминаний.