Созвездье Пса

Оглавление

На Веранде наконец видим Луку — впервые за день. Вечер только надвигается, но Лука явно возвеселился душою. Ежели ему верить, наш герой напросился в гости к какому-то совершенно незнакомому «каплею», сиречь капитан-лейтенанту славного Черноморского флота, и они совместно опустошили имевшиеся у этого «каплея» две бутылки. При этом Лука, естественно, выдавал себя за уволенного из армии майора.

…Заливает? Не удивлюсь, ежели правда, и не такое бывало.

Так ли, не так ли, но Лука снова бодр и начинает увлеченно строить дальнейшие планы. Похоже, в его планах произошла какая-то перемена, и он уже не так настойчиво собирается добиваться благосклонности наших соседок. Ага, там появился какой-то Толик… Толик? Насколько я помню, это один из подручных Гнуса, хилый такой стрикулист, но очень вредный. Ну, поглядим, поглядим, Лука, неугомонный ты наш.

Вечер опускается на Херсонес. Сегодня, как и вчера, нет туч, и солнце погружается прямо в воду, заливая горизонт неверным перламутром, прощальный свет падает на серые колонны, из-за неровной глыбы храма Владимира наползает мрак…

Рабочая тетрадь. С. 5—б.

…Экстрасенсорное исследование Казармы.

Время — 20.40 — 21.20. Погода — ясная, ветра нет. Освещение — минимальное. Цель на этот вечер — проверка вчерашних выводов и поиски северного входа Казармы. Порядок работы прежний.

Общие впечатления.

Казарма действительно очень «теплая». Для сравнения использовали так называемый «храм с аркосолями», находящийся в сорока метрах южнее Казармы. В храме отчетливо ощущаются «холодные» участки в районе северной и южной стен. В самой Казарме такого не обнаружено.

Северный вход в Казарму мог находиться под входом в средневековую церковь, построенную в Х веке, однако проверить это совершенно невозможно, поскольку руины средневековой церкви не подлежат сносу. К тому же «тепло» входа самой церкви экранирует более ранние слои.

Общий вывод: результаты не могут быть признаны сколько-нибудь достоверными и заслуживающими дальнейшей разработки.

Уже в полной темноте заходит Саша, Маздон заваривает свой знаменитый чай с мятой, и мы сумерничаем, вдоволь вспоминая прежние годы и тех, кто когда-то здесь копал. О некоторых приходилось слышать, но о многих — ни слуху ни духу. Ваган, наш старый приятель, уже второй год воюет в Карабахе, черт его туда занес, ереванского доцента… О себе Саша говорит неохотно, я лишь понимаю, что личная жизнь у него не особо клеится, вторая — если не ошибаюсь — супруга не очень с ним уживается, да и с работой что-то не так. Неудивительно, что Саша забросил гитару. А как он пел!.. Впрочем, что говорить, многие пели под этими звездами. Да где они теперь?

…Голос гитарной струны над разрушенным городом — неповторимый, певучий, яркий, прогоняющий призраки, собирающий уставших за день, дающий силы… Голос медной струны, голос живых, собравшихся среди этой Мертвой страны, негромкий, памятный, исчезающий в подступающих сумерках Забвения…

Луки нет, Бориса нет — ушли в поход, не иначе на охоту, Маздон ложится спать, а я бреду к Эстакаде. Там быт уже устоялся. Сама Эстакада пребывает в полном забвении — молодняк ее обходит стороной, — зато невдалеке выстроен временный, но достаточно добротный стол, за которым, насколько я уже успел убедиться, наша юная поросль принимает пищу посменно. Создается впечатление, что едят они почти круглые сутки с небольшим перерывом на сон. Вот и сейчас небольшая компания уминает какое-то варево, а еще несколько орлов и орлиц тусуются с банкой заваренного чая, ожидая своей очереди. Можно только позавидовать этакому жизнелюбию. Молодые, румяные, без комплексов, а как щеками двигают!..

Сижу на Эстакаде и покуриваю «Стрелу». На меня почти не обращают внимания, что, конечно, к лучшему. Я чужой на этом празднике жизни, где едят, едят, едят…

О. появляется внезапно, присаживается рядом. Встаю, одергиваю штормовку, на всякий случай кошусь на публику. На нас не смотрят.

Едят.

О. передергивает плечами, берет меня под руку…

…Маздон третий сон видит, зато появились Лука с Борисом. И не просто появились — разместились на одном их лежаков и дуются в «деберц». Очень хочется чаю, и я, правда, без особой надежды, заглядываю в наш котелок. Удивительно, но полкружки заварки еще осталось. После этого можно и покурить…

…О. почему-то не нравится, когда я курю. Кажется, это что-то новое, раньше на такое она не реагировала.

Пока я дымлю «Стрелой», сбрасывая пепел в пустую консервную банку. Лука пытается изложить хронику боевых действий на соседском фронте. Слушаю его вполуха, понимаю лишь, что Толик (вспомнил! Толик по кличке Фантомас!) по-прежнему маячит на горизонте, но какое-то продвижение все же имеется. Во всяком случае, завтра эти дамы нанесут нам визит.

Эх, Лука, Лука!.. Три дня — и речь все еще идет о каком-то визите с питием чая! Нет, на пенсию, на пенсию, дорогой. Рыбку ловить будем, мемуары писать…

Рабочая тетрадь. С. 6-7.

…Из известных мне экстрасенсорных опытов в Хер-сонесе интерес представляет случай, рассказанный В. Его достоверность подтверждает Борис, при этом при— сутствовавший, а также еще трое, включая Женьку, Сенаторова сына. Последнего, впрочем, в расчет можно не принимать.

Два года назад В., экстрасенс неплохой, лечивший всю нашу экспедицию, решил провести опыт у могилы Косцюшко-Валюжинича, похороненного за храмом Владимира. Время — поздний вечер. В. и все присутствовавшие были совершенно трезвы.

В. попытался послать в сторону могилы, как он говорит, «сгусток энергии», или же «плазмоид» (терминологию оставляю на его совести). При этом он стоял у самой ограды, следовательно в полутора шагах от памятника. После нескольких попыток В. почувствовал, что «плазмоид» возвращается. Через некоторое время он ощутил страх, опустил руки и быстро отошел в сторону.