Кондуит и Швамбрания

• Предыдущая
• 69/83
• Следующая

– Он очень милый и благовоспитанный человек, – говорила тетка, – и он, конечно, не виноват, что у него нет ни голоса, ни слуха. Но зачем он поет, не понимаю…

Однажды Ла-Базри-де-Базан подпоил комиссара. Чубарьков долго отказывался. Но маркиз уговорил.

– Пей, – говорил, – пей. Пролетариату нечего терять, кроме своих цепей…

Без сапог, болтая штрипками галифе, явился к нам комиссар.

– Доктор, – сказал он, – словаря третий том я кончаю, а все галах… Бурлацкая моя жизнь. И точка.

Тут комиссар упал. Ему хотели помочь подняться. Но он вскочил и выбежал из комнаты во двор.

Через пять минут комиссар вошел с улицы. Он был туго подпоясан, наглухо застегнут и официален. Шпоры звенели коротко и твердо. Лицо его сводила мучительная сосредоточенность.

– Тут кто-то из военного отдела безобразничал, – сказал комиссар отрывисто, – пьяный валялся… Нашу красную власть позорил. Где он тут? Сейчас же под арест! И точка.

Комиссар обыскал комнату. Папа быстро загородил зеркало. И комиссар не нашел себя.

Уходя, он остановился в дверях и поводил перед носом жестким пальцем.

– Чтоб больше у меня этого не повторялось! – сказал комиссар, распекая кого-то воображаемого. – Точка! Ша!

ЧЕМ ПАХЛО МЫЛО

Несчастье обнаружилось вечером. Ла-Базри-де-Базан куда-то ушел. Пользуясь его отсутствием, мама пошла проверить, цел ли секретный пакет в столике. Столик был пуст. Сверток, мыло, бывшие деньги, наши манускрипты – все исчезло. Швамбранские тайны были похищены…

Папа и мама вернулись в столовую. Все сели за стол. Начался пленум семейного совета.

– Вот вам маркиз ваш, – сказал папа.

– Не может быть! – сказали в один голос тетки. – По манерам видно, что он из хорошей семьи. Вероятно, это комиссар подобрал ключ и «реквизировал», как это у них называется…

– Меня возмущает наглость! – убивалась мама. – И мыло… А денег этих мне совершенно не жаль… Все равно они никогда не пригодятся… Пустые бумажки, которые давно пора бы выкинуть!

– А зачем же ты их тогда прятала? – спросил я.

– Ну, все-таки, – сказала мама, – мало ли что… Потом все долго и молча сидели вокруг стола. Все глядели на клеенку. Несчастье, казалось, было распластано на столе, длинное, как щука.

Папа встал и заявил, что он сообщит в Чека и Особый отдел. Тетки замахали на него руками.

– С ума сошер! – кричала тетя Сэра. – Жароваться разбойникам па разбойников! Да вас самих заберут и расстреряют…

Но папа стукнул кулаком по столу. «Учледирка» стихла. Зажужжала рукоятка телефона.

– Особый отдел, пожалуйста, – сказал особым голосом папа. – Занято? Тогда соедините меня с Чека.

– Тише же! – испугалась тетя Нэса. Она привык-ла произносить это слово зловещим шепотом.

Скоро явились двое. Оба высокие, смуглые, с черными усиками, в кожаном, похожие на шоферов. Папа предупредил Чубарькова. Вместе с комиссаром все вошли к Лабаз-да-Базару. Маркиз был уже дома. На минуту он смутился, потом с обычной развязностью приветствовал неожиданных гостей.

– Милости прошу, – сказал он, – прене во пляс, как говорят. Прошу. Могу кое-чем угостить.

Был обыск.

Из опрокинутого чемодана вывалились куски мыла.

– Наше, – сказал папа.

– Извините, мое, – отвечал маркиз.

Николаевские сотенки перемешались с какими-то бумажками и чертежами. Оська взглянул на меня, и я посмотрел на него.

– «Письмо к царю», – читал, перебирая бумажки, человек с усиками, – «Карта боя», «План города П.», «Тайный приказ», «Список заговорщиков»… Что это такое? – спросил он у маркиза.

– Не знаю!.. – бледнея, отвечал маркиз, увидев, что дело пахнет хуже, чем мылом.

– Как же это у вас очутилось?

– Не знаю… Честное слово, товарищ. Это все не мое… И мыло тоже… Я ничего не знаю.

Чубарьков подошел вплотную к маркизу. Комиссар обругал его сквозь зубы шепотом, похожим на плевок в лицо.

Вдруг Оська вылез вперед. Я делал ему знаки, я вращал глазами, как бумажный чертик на веревочке. Он не видел!

– Это наше! – сказал Оська. – Пускай обратно отдаст, раз взял.

Чекисты рассматривали чертежи. Они многозначительно переглянулись.

– М?.. – вопросительно произнес один.

– Умгу! – утвердительно отвечал другой.

– Товарищи! – сказал я. – Это просто мы играли и спрятали в мыло. Больше ничего.

– Там разберем, – сказали они. Мы слышали потом, как один из них говорил в телефонную трубку:

– Слушаешь? Это Шорге говорит. Этого я задержал. Да, найдено, признался. Но тут кое-что любопытное обнаружилось. Да, да. Ребята говорят, это их. Да. Сомнительно. Что? Обоих? Есть! – и щелкнул рычажком, как каблуком.

Потом он о чем-то посоветовался с Чубарьковым. Чубарьков смущенно посмотрел на нас.

– Леля! Вося! – сказал комиссар. – Айда, прокатимся на машине. На автомобиле. Начальник очень просит. Пускай, говорит, Леля и Вося мне о бумажках этих все расскажут. И точка. И я с вами заодно прокатнусь. Есть такое дело? Точка.

Тетки по очереди, одна за другой, как кегли, повалились в обморок. Мне тоже стало немножко не по себе.

Большой автомобиль увез нас в Чека. Ночь бросилась навстречу. Мы ощутили себя швамбранами. Мы спешили на место приключения.

ШВАМБРАНЫ ПОСЕЩАЮТ ЧЕКА

Кабинет был тих. Два человека склонились над бумагами. Настольная лампа отражалась в бритом до блеска темени толстяка в очках. Другой был латыш. Белесые ресницы его мерцали.

– Ну-с, ребятены, – сказал очкастый, – присаживайтесь. Так в чем же дело?

И он посадил Оську на стол. На столе лежал браунинг.

– Заряженный? – деловито спросил Оська и вдруг принял свой обычный тон.

• Предыдущая
• 69/83
• Следующая