Перст указующий

Оглавление

При всем при том со мной Томас был неизменно терпеливым и внимательным, и мы были взаимно полезны, как это порой случается с людьми, чьи характеры прямо противоположны. Я давал ему советы в его богословских блужданиях, и, надо сказать, здравые, ведь теперь он епископ. А он с неиссякаемым терпением слушал в пятидесятый раз мое описание того, как я ухвачу Джона Турлоу и перережу ему горло.

Я услышал, как он переводит дух, готовясь вновь меня увещевать.

– Должен напомнить тебе, что прощение есть один из Божьих даров и что милосердие есть сила, а не слабость, – сказал он.

– Вздор! – возразил я. – Я никому прощать не намерен. И он еще жив только потому, что у меня нет доказательства, которое необходимо мне, чтобы избежать обвинения в убийстве. – И тут я снова рассказал ему всю историю.

– Беда в том, – заключил я, – что мне непонятно, как действовать дальше. Что ты об этом думаешь?

– Ты хочешь узнать мое взвешенное мнение?

– Разумеется.

– Смирись с Божьей волей, продолжай занятия и стань адвокатом.

– Я спрашивал не о том. Я спрашивал, как мне найти доказательство? Если ты мне друг, то будь добр, отложи свое выискивающее блох богословие и помоги мне.

– Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтобы я дал тебе совет, который может подвергнуть опасности твою душу.

– Совершенно верно. Именно этого я и хочу.

Томас вздохнул.

– Но, предположим, ты найдешь свое доказательство. Что тогда? Пойдешь дальше и совершишь убийство?

– Это будет зависеть от доказательства. Если оно будет безупречным, я убью Турлоу, как он убил моего отца.

– Твоего отца никто не убивал.

– Ты понимаешь, о чем я говорю.

– Ты твердишь, что твоего отца предали и ложно опозорили. Правосудие не свершилось. Так не лучше ли исправить эту несправедливость, воззвав к правосудию теперь?

– Ты не хуже меня знаешь, во что обходится предъявление обвинения кому бы то ни было. Откуда я возьму деньги?

– Я просто указал на одну из возможностей. Дашь ли ты мне слово, что выберешь этот способ, если будет возможно, а не возьмешь дело в свои руки?

– Если будет возможно, в чем я сомневаюсь, то даю.

– Вот и хорошо, – сказал он с облегчением. – В таком случае мы можем приступить к планированию твоей кампании. Конечно, если у тебя еще нет плана. Скажи мне, Джек… прежде я не спрашивал, потому что ты не допускал такого вопроса. Но какое, собственно, предательство приписывают твоему отцу?

– Не знаю, – сказал я. – Как ни нелепо, но мне так и не удалось открыть, что ему приписали. Мой опекун, сэр Уильям Комптон, с тех пор со мной не разговаривал, мой дядя отказывается даже упоминать имя моего отца, матушка скорбно качает головой и ничего не отвечает на самые прямые вопросы.

Дослушав мой откровенный ответ, Томас прищурился.

– Тебе известен преступник, но ты толком не знаешь, в чем состоит преступление? Довольно необычное положение для правоведа, ты не находишь?

– Пожалуй. Но мы живем в необычные времена. Я исхожу из того, что мой отец ни в чем не виновен. Или ты отрицаешь, что таков мой долг? И что в этом деле ни религия, ни закон не оставляют мне выбора? Не говоря уж о том, что мой отец, я знаю твердо, был не способен на подобную низость.

– Признаю, что это необходимое исходное положение.

– И ты признаешь, что Джон Турлоу как статс-секретарь несет ответственность за все, что относится к уничтожению всякого, кто угрожал власти Кромвеля?

– Да.

– Значит, Турлоу безоговорочно виновен, – заключил я просто.

– Но если твоя юридическая логика так неопровержима, зачем тебе требуется доказательство?

– Затем, что мы живем в смутное время, когда закон стал орудием власть имущих, и они опутывают его всякими установлениями, чтобы избежать кары. Вот зачем. А кроме того, моего отца так ославили, что люди отказываются видеть очевидное.

Томас только что-то пробурчал, так как в законах не разбирался и верил, будто они имеют какое-то отношение к правосудию. Вот и я думал так до того, как начал их изучать.

– Чтобы одержать победу в суде, – продолжал я, – мне необходимо доказать, что в силу своего характера мой отец ни на какое предательство вообще способен не был. Однако он объявлен предателем, и мне надо установить, кто распустил эти сплетни и с какой целью. Только тогда суд может принять дело к рассмотрению.

– И как же ты намерен за это взяться? Кто может сказать тебе правду?

– Таких мало. И почти все они пребывают при дворе. Уже препятствие, потому что у меня нет средств отправиться туда.

Томас, милая душа, сочувственно кивнул:

– Я был бы истинно рад, если бы ты позволил мне поспособствовать тебе.

– Не говори глупостей, – сказал я. – Ты ведь даже беднее меня. Бог свидетель, я благодарен тебе, но, боюсь, у тебя не найдется столько, сколько мне требуется.

Томас покачал головой и поскреб подбородок, как было у него в привычке перед началом доверительного разговора.

– Милый друг, прошу, пусть это тебя не заботит. Мои виды на будущее недурны и обещают стать еще лучше. Приход Истон-Парва через десять месяцев перейдет в распоряжение лорда Мейнарда. Он попросил смотрителя и тринадцать старших членов факультета рекомендовать ему кого-нибудь, и смотритель уже намекнул, что, по его мнению, я подойду во всех отношениях, если только покажу свою приверженность доктрине. Это потребует усилий, но я стисну зубы, и тогда восемьдесят фунтов в год будут мои. То есть если мне удастся взять верх над доктором Гровом.

– Над кем? – спросил я в удивлении.

– Над доктором Робертом Гровом. А ты его знаешь?