Перст указующий

Оглавление

Вот почему я избегал всех мест, где собирались модники и модницы, а ограничивался харчевнями на краю городка, куда, покончив с дневными обязанностями, сходились лакеи и прочие слуги играть, пить и обмениваться россказнями о великих мира сего. Как-то раз я увидел там мою спутницу, но у нее достало деликатности не поздороваться со мной во всеуслышание, хотя она все-таки нагло подмигнула мне, проходя мимо под руку со знатным джентльменом, который не стыдился являть свою похоть всем и каждому.

От слуг я очень скоро узнал, что ради разговора с моим опекуном, сэром Уильямом Комптоном, я мог бы сюда и не добираться, так как его здесь не было. Его надежды на повышение рассыпались прахом из-за спора с лордом-канцлером Кларендоном за права на охоту в Уичвудском лесу, которые каждый объявлял своими. Ну и до тех пор, пока бразды правления оставались в руках Кларендона, сэр Уильям мог проститься с надеждой на высокую должность. Он прекрасно это понимал, а потому решил поберечь деньги и оставаться у себя в поместье, не трудясь являться ко двору.

Правда, двое других здесь были. Однако я скоро узнал, что хотя Эдвард Вильерс и сэр Джон Рассел были и в несчастье истинными товарищами, но теперь блага победы разделили их куда успешнее всех хитрых планов Турлоу. Вильерс подвизался в партии лорда Кларендона, на чью сторону его привлек лорд Мордаунт, тогда как сэр Джон Рассел, принадлежавший к великому роду герцога Бедфорда, присоединился к оппозиции, которую объединяла только ненависть к Кларендону. Такова власть: хорошие люди, верные, благородные, храбрые на поле боя, начинают ссориться, точно дети, едва становятся придворными.

Но как бы то ни было, в Танбридж-Уэлсе я мог свидеться с двумя и почувствовал, что вечер, проведенный за выслушиванием сплетен в харчевне, не пропал втуне. У меня было искушение начать с Вильерса, так как он, очевидно, имел доступ к влиятельным людям, но, поразмыслив, я выбрал более легкую добычу и поутру отправился засвидетельствовать свое почтение сэру Джону Расселу. Теперь я об этом сожалею и предпочел бы умолчать о том, что произошло, так как это бросает тень на того, кто по рождению был джентльменом. Однако я не склонен что-нибудь утаивать – «бородавки и все прочее», как выразился Кромвель. Сэр Джон отказался разговаривать со мной. Если бы только! Но он постарался меня унизить, хотя я никогда не причинял ни ему, ни его и близким никакого зла. Прошло несколько месяцев, прежде чем я узнал почему мое имя понудило его поступить так.

Произошло же следующее. В семь часов утра я вошел в нижнюю залу гостиницы, где остановился Рассел, и попросил хозяина послать коридорного с моей просьбой принять меня. Не спорю, так не делают, но всякий, кто когда-либо соприкасался с путешествующим королевским двором, знает, что все подобные правила этикета приходят в небрежение. Вокруг меня расположились десятки людей – кто ждал ответа на прошение, кто просто завтракал, прежде чем начать искать приема у других вельмож. В зале жужжали голоса мелких придворных чинов, тщащихся взобраться на первую скользкую ступеньку лестницы, ведущей к назначениям на важные и выгодные посты. В каком-то смысле и я принадлежал к ним, а потому я, как они, сидел в терпеливом ожидании. Прошел второй час, потом еще полчаса. В начале одиннадцатого по лестнице спустились двое и направились ко мне. Шум голосов затих – все заключили, что я успешно сделал первый шаг на пути к желанной цели, и с завистью приготовились наблюдать, как именно это произойдет.

В зале воцарилась полная тишина, так что все услышали предназначенные мне слова, да и лакей произнес их громким голосом именно с такой целью.

– Ты Джек Престкотт?

Я кивнул и привстал.

– Сын Джеймса Престкотта? Убийцы и предателя?

У меня внутри все сжалось, и, задохнувшись от неожиданности, я снова сел, зная, что это еще не все, но что я ничем не могу предотвратить новый удар.

– Сэр Джон Рассел изъявляет свое почтение и поручил мне сказать тебе, что сын пса – пес. Он поручил мне учтиво попросить тебя убраться вон и не отравлять духом предательства эту гостиницу и больше не сметь нагло являться к нему Если попробуешь, он прикажет выдрать тебя. Покинь этот дом или будешь вышвырнут в сточную канаву, где было бы самое место твоему гнусному отцу.

Тишина стала зловещей. Под буравящими взглядами тридцати пар глаз я схватил шляпу и, шатаясь, пошел к двери, ничего не сознавая, кроме самых беглых впечатлений. Грустное, почти сочувственное выражение на лице первого слуги, и жестокое на лице второго, который упивался моим унижением. Выражение торжествующего злорадства на лицах одних просителей, жадный интерес в глазах других, в предвкушении, как они неделя за неделей будут снова и снова рассказывать о том, чему стали свидетелями. Кровь бросилась мне в голову, душа запылала гневом и ненавистью, и, казалось, какая-то сила внутри моего черепа вот-вот его расколет. К тому времени, когда я дошел до двери, я уже ничего не замечал и не могу даже вспомнить, как добрался до моей убогой постели в темноте чердака над конюшней харчевни.

Не знаю, сколько времени я пролежал там, но, во всяком случае, прошло его порядочно. Полагаю (я делил чердак с полудесятком других постояльцев), кто-то приходил, кто-то уходил, только я ничего не замечал и знаю лишь, что мой подбородок, когда я опамятовался, покрывала щетина, мои члены сковывала слабость, и мне пришлось побриться, прежде чем я мог показаться на глаза людям. Вода в колодце была ледяной, однако, когда я направился через двор в харчевню, вид у меня был благопристойный. Произошедшее почти исчезло из моей памяти, но едва я переступил порог, как мгновенно все вспомнил. Мертвая тишина, а затем смешки. Я подошел и попросил пива, и тут же человек рядом со мной повернулся ко мне спиной с грубостью, столь естественной для простонародья. Впрочем, что тут удивительного, если вспомнить примеры, которые им подают те, кто стоит выше них?