Кафка на пляже

Оглавление

Мы стали расспрашивать одного за другим, просили рассказать, что с ними случилось. Но дети только рассеянно смотрели на нас, будто сами себя не помнили. Как поднимались на гору и начинали искать грибы, память еще зафиксировала, но дальше – полный провал. Они даже не представляли, сколько прошло времени. Им казалось: только что они занялись грибами, как вдруг будто занавес упал, и в следующий миг они уже лежат на земле и вокруг толпятся взрослые. Дети никак не могли понять, почему у нас такие серьезные лица и вообще из-за чего такой шум. Похоже, наше присутствие их даже испугало.

И только один мальчик – из тех, кого эвакуировали из Токио, – все не мог очнуться. Его звали Сатору Наката. Да, точно – Сатору Наката. Маленький такой, худенький. Сознание никак не хотело к нему возвращаться. Он лежал и все водил глазами из стороны в сторону. Мы спустили его с горы на руках. Остальные дети шли сами, будто ничего и не случилось.

Выходит, за исключением этого паренька, Накаты, у остальных все обошлось без последствий?

Именно так. Никаких видимых последствий я не обнаружил. На боли, недомогание никто не жаловался. Вернувшись в школу, я прежде всего внимательнейшим образом осмотрел детей – вызывал по очереди в медкабинет и проверял все, что можно: измерял температуру, прослушивал стетоскопом сердце, проверял зрение. Заставлял их решать простые примеры, стоять с закрытыми глазами на одной ноге. Но все функции были в норме. Повышенной утомляемости я тоже не нашел. На аппетит никто не жаловался. Все остались без обеда и потому сильно проголодались. Рисовые колобки смели подчистую.

Этот случай не давал мне покоя, поэтому я еще несколько дней заходил в школу понаблюдать детей. Приглашал кого-то в медкабинет, чтобы немного поговорить, но ничего страшного не заметил. Они два часа пролежали на горе без сознания – случай далеко не ординарный – и абсолютно никаких последствий, ни для психики, ни для физического состояния. Школьники, похоже, даже не помнили, что с ними приключилось. Все вернулось на круги своя, и жизнь спокойно потекла дальше. Дети ходили на занятия, пели песни, на переменах носились радостно по школьному двору. И только классная руководительница после этого случая долго не могла оправиться от шока.

А тот мальчик, Наката, – он один так и не пришел в сознание, и на следующий день его отвезли в город Кофу, в университетскую больницу, а оттуда сразу перевели в военный госпиталь. В наш городок он больше не вернулся. Что с ним стало, – мы так и не узнали.

Об этом случае ни одна газета не написала. Наверное, власти не разрешили, чтобы людей не будоражить. Шла война, и любые непроверенные слухи вызывали у военного командования страшную нервозность. Ситуация на фронтах становилась все тяжелее: на юге армия сражалась героически, но продолжала отступать, американцы все ожесточеннее бомбили города. Немудрено, что накапливавшаяся усталость от войны, распространение в народе антивоенных настроений вызывали страх у командования. Через несколько дней объезжавший округу полицейский чиновник строго предупредил, чтобы мы без нужды не распространялись о происшествии.

Этот поистине необъяснимый случай так или иначе оставил горький осадок. Честно говоря, у меня начинает щемить в груди, когда я о нем вспоминаю.

Глава 5

Я так и не увидел, как автобус проезжает по мосту через Сэто Найкай. Проспал. А так хотелось посмотреть эту громадину, ведь я этот мост только на карте видел. Кто-то легонько тряхнул меня за плечо.

– Эй! Приехали. Просыпайся, – услышал я голос своей попутчицы.

Потянувшись в кресле, я тыльной стороной руки протер глаза и посмотрел в окно. Автобус действительно стоял на площади – видимо, привокзальной. Все вокруг было залито светом нового утра, ослепительно ярким и в то же время каким-то умиротворяющим. В Токио солнце светит немного иначе. Часы показывали 6:32.

– Ну наконец-то, – устало проговорила она. – Уж думала, никогда не доедем. Что теперь со спиной будет? И шея болит. Ни за что больше не поеду ночным автобусом. Лучше на самолете. Наплевать, что дороже. Воздушные ямы, угонщики – это все равно: только на самолете.

Я снял с верхней полки ее чемоданчик и свой рюкзак и спросил:

– Тебя как зовут?

– Меня?

– Ага.

– Сакура. А тебя?

– Кафка Тамура.

– Кафка Тамура, – повторила она. Странное какое имя. Хотя легко запомнить.

Я кивнул. Стать другим человеком непросто. Не то что имя сменить.

Выйдя из автобуса, девушка поставила чемодан на землю, села на него и достала из кармашка маленького рюкзака записную книжку. Записала что-то шариковой ручкой, вырвала листок и протянула мне. На листке были цифры, как я понял – номер телефона.

– Мой мобильник, – сказала, нахмурившись, она. – Я буду жить у подруги. Захочешь потусоваться – звони. Может, перекусим вместе. Звони, не бойся. Как говорится, «даже случайная встреча…»

– «…связана с кармой прошлой жизни», – закончил я.

– Вот-вот, – сказала Сакура. – И что же это значит?

– В мире все предопределено… Случайностей не бывает, даже в мелочах.

Сидя на своем желтом чемодане с записной книжкой в руке, она задумалась.

– О'кей. Это все философия. Можно и так думать. Может, ничего плохого в этом и нет. Хотя все эти разговоры про реинкарнацию… от них «нью-эйджем» малость отдает. Но имей в виду, дружок Кафка Тамура. Я кому попало номер мобильника не даю. Понял?

Я сказал спасибо и, сложив листок с ее телефоном, спрятал его в карман ветровки. Потом передумал и переложил в бумажник.

– Ты сколько в Такамацу пробудешь? – спросила Сакура.