Диомед, сын Тидея. Книга первая

Оглавление

– Да что ты, мама! Мой родич Фоас как-то сказал, что из-за женщин нельзя начинать войну. У тебя жену украли, а ты у врага укради! Воевать-то зачем? Елену вернут, Париса сошлют к гипербореям...

– Если бы... Если бы, сынок!..

* * *

– Сука! Елена – сука!

– Су-у-ука-а-а!

Золотой истукан качнулся – раз, другой. Рухнул...

– Сука! Предала! Всех нас предала! Сука!

Теперь по золоту молотили – камнями, дубинами, ногами, чем попало. Молотили, плющили, уродовали лик...

Толпа пришла сюда, на Глубокую, еще с рассветом. Стояли, окружив знакомый мне с детства храмик, шептались, потом стали кричать. Стражников не трогали, просто в сторону отодвигали. На нас с Капанидом и не смотрели. Будто бы не аргосские владыки у гибнущего храма стоят.

– А мы ей молились! Этой суке молились! Поджигай! Храм поджигай!

– Тидид! – голос Сфенела дрожит. – Нельзя! Нельзя, чтобы так! Храм ведь!

– А как? – вздыхаю я.

Мне тоже жаль, до боли жаль Золотую Елену, богиню нашего детства, нашего маленького царства-государства на Глубокой. Сколько раз забегали сюда, молились, говорили о Ней! Но – поздно. По всей Ахайе, по всей Элладе громят храмы, разбивают статуи, оскверняют алтари...

Уже не богиня – сука!

– Предала! Предала! За Парисов приап предала! Заглотнула – понравился! Су-у-ука! Жги! Жги-и-и!

Вот и хворост с соломой несут. Стража догадалась, к соседним домам отступила. А там готовятся – пифосы с водой выкатывают, чтобы огонь не перекинулся...

– Кол ей вогнать! Чтобы изо рта вышел! А Парису приап его вонючий оторвать! Оторвать! Оторва-а-ать!

– Жги-и-и-и!

Занялось! Сперва неохотно (мокроват хворост!), затем все сильнее, сильнее. А стражники уже сами солому подкидывают...

И ничего не помогает! По всем храмам жрецы орут-надрываются, что не бежала Прекрасная – похитили. И нет ее вины, один Парис-богохульник, обычаи гостеприимства предавший, за все в ответе. И Тиндарей с Менелаем о том привселюдно заявили, и я объяснить пытался...

Да где там!

– Как же теперь, а? – вздыхает Капанид, а у самого – глаза мокрые. – Ведь Елена! Она... Эх!

А храм горит, горит сказка нашего детства, горит мечта о Золотом Веке. По всем городам, по всем селениям, по всей земле. Прощай, Елена, прощай богиня наша!

Горит!

Жарко пылает! Отступила толпа, затихла. Но ненадолго.

– Различно женщин нрав сложил вначале Зевс.
Одну из хрюшки он щетинистой слепил.
Все в доме у нее валяется в грязи!

Поют? Да быть не может! Поют! Вразнобой, друг друга перебивая. И ведь что-то знакомое!

– Другую из лисы коварной создал бог -
Все в толк берет, сметлива, хоть куда.
Иной передала собака верткий нрав,
Проныра – все бы ей разведать, разузнать,
Иной дал нрав осел, облезлый от плетей...

Поют! Только тогда, в Куретии, смешной песня казалась. Смешной – и глупой. А вот теперь...

– Да это зло из зол, что женщиной зовут,
Дал Зевс, и если есть чуть пользы от нее -
Хозяин от жены без меры терпит зло.
От зла такого войнам скоро быть,
И брани быть, и городам гореть...

Да что за чушь! Какая война? С кем? С Парисом?

А они уже и за руки взялись, вот-вот танцевать пойдут! И вдруг я понимаю, что это. Ареева пляска – древняя, почти забытая. Сперва за руки схватиться, затем притопнуть, потом – по кругу – сначала медленно, потом быстрее, быстрее. Ее в доспехах пляшут, но можно и так...

Есть! Пошли!

– И женщины вина, а не богов,
Что сгинут и герои, и вожди.
Не жить богов потомкам на земле!
Такое зло из зол зиждитель создал, Зевс!

Горит храм, гремит песня, бьют сандалии в мокрую от дождя землю. Ареева пляска – по всему Аргосу, по всей Ахайе!

...И женщины вина, а не богов, что сгинут и герои, и вожди!..

* * *

...А Кронос-Время вновь крутит свое хрустальное колесо, и не оглянуться, не остановиться. За дождями – жара, за набухшими почками – зеленое буйство, но некогда подумать о близком лете, о тихой красоте дубового леса, где мы часто гуляли с Амиклой, о Плевронском поле, куда дядя Андремон собирает бородачей на лихие куретские игры. Даже к эфебам съездить некогда, без меня им придется выполнять летнее задание (ох, шуму будет!). Некогда, некогда! Кронос-Время спешит, отбивает такт топотом конских копыт, гоня задыхающихся гонцов по пыльным дорогам. Растет гора табличек в Палате Печатей – глиняных, деревянных, алебастровых. Словно крепость строим – без ворот, без калитки. Камень за камнем, кирпич за кирпичем...

«От Аякса сына Теламона, басилея Саламинского, его брату Диомеду, ванакту Аргоса.

Радуйся, Диомед! Настало время вспомнить о клятве. Я готов, а ты?»

«От Антилоха сына Нестора, наследника Пилосского, богоравному Димеоду, ванакту Аргоса и всей Ахайи.

Радуйся, богоравный Диомед! Парис-троянец безбожно поглумился над нами. Стерпим ли? Пилос готов, что скажешь ты?»

«Менестей, басилей Афинский, своему брату, ванакту Диомеду Аргивянскому, желает радоваться!

Наглость троянских пиратов должна быть покарана. Мы готовы. Почему ты не с нами?»

От Пенелея сына Гиппалкима, от Поликсена сына Агастена, от Амфимаха сына Ктеата, от Полипойта Пиритоида, от Асклепиадов Подалирия и Махаона, от эвбейцев Схелия и Эпистрофа, от Патрокла (от Патрокла!)...

...готовы, мы готовы, готовы, готовы, готовы...

«Ванакту Диомеду, курету этолийскому, от басилея Идоменея, курета критского. Долго еще будете думать? Мои корабли уже в море. Если хочешь, подброшу до Троады, возьму полцены!»

Минотавров племянник шутит. Он уже все решил, загорелый дочерна критятин. Ну, еще бы, троянский флот для него – кость в горле!