Выбери любимый жанр

Оценить:

Ты умеешь хранить секреты?

Оглавление

Господи, какой позор!

В жизни больше не буду писать на руке. Никогда!

— Это просто… глупость… и ничего не значит… не обращай… — лепечу я.

К счастью, в сумочке раздается громкая трель мобильника. Слава Богу! Кто бы там ни оказался, я его люблю!

Поспешно вытаскиваю трубку и нажимаю зеленую кнопку.

— Эмма, ты всю жизнь будешь мне благодарна! — доносится пронзительный голос Джемаймы.

— Ты о чем?

— Я все уладила! — торжествующе заявляет она. — Всегда знала, что я настоящая звезда! Что бы ты делала без меня…

— Джемайма, как… — Что-то мне не по себе. В голове словно раздается предостерегающий вой сирены. — О чем ты?

— Плачу́ Джеку Харперу той же монетой, глупышка! Стараюсь вместо тебя! И пока ты сидела сложа руки, пока вела себя как тряпка, я все взяла на себя.

Я холодею.

— Э… Джек, извини, — стараясь изобразить радость, улыбаюсь я. — Мне необходимо… поговорить.

Спотыкаясь, спешу в дальний угол, подальше от любопытных ушей.

— Джемайма, ты же дала слово, что не будешь ничего делать! Клялась своей лучшей сумочкой от «Миу-Миу»!

— У меня никогда не было сумочки от «Миу-Миу»! — вопит Джемайма.

Она спятила. Окончательно спятила.

— Джемайма, что ты наделала? — хриплю я. — Объясни, что ты натворила?

У меня голова идет кругом. Сейчас она скажет, что поцарапала его машину. Только не это! Только не это!

— Око за око, Эмма! Этот человек бессовестно предал тебя, и мы еще покажем ему! Так вот, я сейчас сижу с очень симпатичным парнем по имени Мик. Он журналист, пишет для «Дейли уорлд»…

У меня кровь застывает в жилах.

— Бульварный писака?! — выдавливаю я наконец. — Джемайма, ты рехнулась!

— Не будь узколобой провинциалкой! — огрызается Джемайма. — Бульварные писаки наши друзья! Они как частные детективы, только бесплатные! Мик переделал для мамочки кучу работы! У него нюх как у гончей! И ему не терпится раскрыть маленький секрет Джека Харпера. Я рассказала ему все, что мы знаем, но он хочет перемолвиться с тобой словечком.

Да я сейчас сознание потеряю! Этого просто не может быть.

— Джемайма, послушай, — говорю я тихо, размеренно, словно пытаюсь убедить психа отойти от края крыши. — Я не желаю раскрывать секреты Джека. Ясно? Я пытаюсь обо всем забыть. Немедленно останови этого.

— Ни за что! — упрямится она, как капризный ребенок. — Эмма, не будь жалкой дурой! Нельзя позволять мужчине вытирать об тебя ноги и молча все сносить! Ты должна показать ему. Мамочка всегда говорит…

Из телефона несется визг автомобильных шин.

— Ой! Небольшая авария! Перезвоню позже!

И все смолкает.

Я цепенею от ужаса. Немного опомнившись, лихорадочно тыкаю пальцем кнопки, набирая номер Джемаймы, мне отвечает автоответчик.

— Джемайма, — начинаю я, как только слышу гудок, — Джемайма, немедленно остановись. Ты должна…

Заметив рядом улыбающегося Джека, я поспешно прикусываю язык.

— Сейчас начнется. — сообщает он и, очевидно, что-то сообразив, спрашивает: — Все в порядке?

— Лучше некуда, — отвечаю я сдавленно и убираю телефон. — Лучше… некуда.

25

Я, пошатываясь, вхожу в зал, почти обезумев от паники.

Что я натворила? Что натворила?

Выдала самый главный секрет Джека беспринципной, мстительной, безмозглой фанатке Прады!

О'кей. «Только успокойся», — повторяю я себе в миллионный раз. Она фактически ничего не знает. И этот ее журналист скорее всего ни до чего не докопается. Ну какие у него, в сущности, есть факты?

Ну а если докопается? Если каким-то образом разнюхает правду? А потом Джек поймет, что это я указала, в каком направлении искать?

При одной мысли об этом становится дурно. В животе настоящая буря. Ну зачем я упомянула о Шотландии при Джемайме? Зачем?

Это мне урок. Никогда не выдавай секрет. Никогда и ни за что. Даже если он не кажется таким уж важным. Даже если очень зла.

Мало того… лучше вообще молчать. Похоже, язык вечно доводит меня до беды. Не открой я свой дурацкий рот в этом дурацком самолете, не попала бы в такой переплет.

Отныне я буду немой. Стану безмолвной загадкой. Когда мне зададут вопрос, молча кивну или напишу загадочные иероглифы на листках бумаги. Люди будут уносить их с собой. Долго размышлять над ними, выискивая скрытый смысл…

— Это Лиззи? — Джек показывает на имя в программке, и я вздрагиваю. Определяю, куда он смотрит, киваю и крепко сжимаю губы.

— Ты знаешь еще кого-нибудь из труппы?

Я неопределенно пожимаю плечами.

— И… долго Лиззи репетировала?

Я колеблюсь, прежде чем поднять три пальца.

— Три? — Джек непонимающе вскидывает брови. — Три чего?

Я делаю неопределенный жест, долженствующий означать «три месяца». Джек по-прежнему недоумевает. Повторяю жест.

— Эмма, что-то не так?

Безуспешно шарю по карманам в поисках ручки.

О 'кей, забудь обет молчания.

— Около трех месяцев, — говорю я.

— Понятно, — кивает Джек и снова утыкается в программку. Лицо у него спокойное, доверчивое, и угрызения совести душат меня с новой силой.

Может, признаться?

Нет. Не могу. Не могу. Как все объяснить? Взять и просто сказать: «Кстати, Джек, помнишь тот важный секрет, который ты просил меня хранить? Ну так вот, угадай, что…»

Меня нужно посадить в одиночку. Или убить. Как в военных фильмах, где убирают тех, кто слишком много знает. Но как я могу заткнуть рот Джемайме? Теперь она подобна безумной неуправляемой ракете, мечущейся по всему Лондону и запрограммированной на кошмарные разрушения. Я пытаюсь отозвать ее. Вернуть обратно. Только вот кнопку заело.